Не прикидываясь девственницей, она сразу же дала ему понять, что мужчины у нее были и до него. Но вместе с тем Арабелла со всей решительностью сказала, что не спит с кем попало и что сначала ей надо и себя испытать, и в его чувствах убедиться. Ему понравилась ее откровенность, и он ответил ей той же монетой, заявив, что его интересуют только опытные и светские женщины. И он был достаточно терпелив с нею.

В черных как уголь глазах Арабеллы блеснул огонек. Да, опыт у нее был. Она знала тысячи способов, как доставить ему радость, о чем он, конечно же, не подозревал. Ей не хотелось, чтобы Джонатан сразу понял, насколько искушена она в любовных делах. Пусть сначала по-настоящему влюбится, пусть будет отравлен ею. И только потом она поднимет его на высоты, о существовании которых он и понятия не имеет.

Так она и действовала – потихоньку, не спеша и с каждым днем он привязывался к ней все больше и больше. В нем появилось нетерпение, кровь его бушевала, и он все не мог насытиться ею, и не только в постели. Ему хотелось, чтобы она всегда была рядом.

Арабелла посмотрела на простое золотое обручальное кольцо на левой руке. При свете камина оно ярко блестело. Джонатан хотел подарить ей кольцо, усыпанное бриллиантами, но она попросила это непритязательное, старомодное колечко. Оно представляет собой глубокий символ, сказала она. Джонатан был удивлен, но явно тронут ее желанием. Тони просто из себя вышел, когда прямо под Рождество Джонатан поспешно сыграл свадьбу и увез Арабеллу на медовый месяц в Европу. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что в течение нескольких месяцев она будет вне его досягаемости. Далеко-далеко. А Арабелла, напротив, была очень довольна, что хоть раз смогла поколебать невыносимую самоуверенность Тони.

Ее новый муж предлагал поехать в Париж. Но с этим городом у Арабеллы было связано так много грустных воспоминаний, что ей вовсе не улыбалось проводить там свой медовый месяц. К тому же ей не хотелось рисковать – вдруг столкнешься с кем-нибудь, кого знавала в прежние дни. К чему ей друзья, давно ушедшие из ее жизни, как и мрачные, холодные воспоминания? Словом, она уговорила Джонатана, что в Риме им будет лучше. А потом они поедут на юг Франции, в Мужен, и поживут у Сары, о которой Джонатан отзывался с неизменной теплотой. Идея пришлась Джонатану по душе, и он с легкостью согласился переменить планы.

В Риме им скучать не приходилось. Арабелла уже давно исходила этот город вдоль и поперек, так что с удовольствием показывала Джонатану свои любимые места, шикарные рестораны и клубы, находившиеся в стороне от обычных туристических маршрутов.

А уж в постели она и вовсе была готова удовлетворить любое его желание, Джонатан был на седьмом небе от счастья. В Риме он купил ей еще один свадебный подарок – потрясающее ожерелье из драгоценного жемчуга, посередине которого сверкал алмаз в десять карат с подвеской в виде большой грушевидной жемчужины.

Хотя у Арабеллы были кое-какие драгоценности, новое ожерелье превосходило своей ценностью и уникальностью все, что они имела. За исключением, конечно, кольца из алмазов и рубинов, подаренного ей Джонатаном, когда они отмечали свою помолвку.

Негромкий звон часов на камине вывел Арабеллу из задумчивости. Семь вечера. Джонатан, уехавший с Ивом в Кан, обещал вернуться к половине восьмого. Надо торопиться.

Арабелла поспешно прошла в спальню, сняла с вешалки прозрачный пеньюар из темного шифона с кружевами кофейного цвета и направилась в ванную переодеться и привести себя в порядок.

Несколько минут спустя она уже сидела за туалетным столиком. На ней была роскошная ночная рубашка в тон шифоновому пеньюару. Весь день в ее серебристых волосах был шиньон, теперь она вынула его, и пышные пряди рассыпались по плечам. Она принялась расчесывать их.

Наклонившись, Арабелла придирчиво посмотрелась в зеркало.

Порой она сама поражалась собственной красоте, отсутствию морщинок вокруг глаз и иных безжалостных признаков старения, нежности кожи, безупречному овалу лица. Арабелла выглядела значительно моложе своих тридцати четырех лет. Годы почти не оставили отпечатка на ее внешности, не нарушили ее молодости и красоты. Даже когда на нее нападала какая-нибудь хворь, она все равно оставалась воплощением здоровья.

Стерев с губ алую помаду, Арабелла положила на лицо тон и едва заметный слой пудры. Теперь лицо ее сделалось бледным, почти прозрачным. Она подкрасила веки, подчеркнув миндалевидную форму глаз, и выделила легким слоем серебра надбровные дуги. Глаза ее сразу же сделались похожими на огромные горящие угли. Затем она положила на губы бесцветную помаду, щедро надушилась мускусными духами, которые так нравились Джонатану, и вынула из кожаного футляра жемчужное ожерелье. Джонатан любил, когда в постели на ней были драгоценности. Арабелла торопливо шагнула к платяному шкафу и посмотрелась в зеркало. Придраться было не к чему. Она выглядела такой юной – буквально шестнадцатилетней – и такой невинной. И вместе с тем – соблазнительной. Ибо тело ее было телом отлично сложенной, чувственной женщины – особенно в этом прозрачном неглиже.

Черный шифон туго обтягивал грудь, подчеркивая соски и коричневый ореол вокруг них. Арабелла сшила этот наряд в Гонконге, и портниха постаралась на славу, чтобы наилучшим образом подчеркнуть прелести его хозяйки.

Надев сабо на высоком каблуке, Арабелла пересекла гостиную и остановилась погреться у камина. Затем легла в ожидании мужа на широкий честерфилдский диван.

Она прислушивалась к тиканью часов, что означало, что ей хочется как можно скорее увидеть Джонатана, с которым она рассталась только два часа назад.