Солдаты, осыпаемые градом насмешек, вжав головы в плечи, ринулись по каменистому дну оврага к реке. Они бежали, а в спину бойцам смотрел раненый лейтенант, которого боевики не отпустили. Офицер провожал бойцов взглядом, в котором не было ни презрения, ни разочарования в подчиненных. Только одна тоска. Он ведь и сам был почти мальчишкой, успевшим прослужить после окончания училища совсем немного.

Зайдя за спину лейтенанта, Беслан Ганиров протянул руку. Следовавший за ним командир боевиков вложил в раскрытую ладонь старика массивную рукоять охотничьего ножа с широким лезвием, утонченным канавками для стока крови. Взмахнув рукой, Беслан всадил нож в шею лейтенанта.

Офицер захрипел и опустился на колени. Жизнь не хотела покидать молодое тело. Офицер пытался подняться, но ноги не слушались его.

– Помоги, – гаркнул командир одному из боевиков.

Подскочивший верзила выстрелом в затылок добил пленного.

Пнув труп носком сапога, Арби Зараев расплылся в улыбке:

– Видишь, Беслан, одной собакой меньше. Они дорого заплатят за смерть наших братьев, за смерть твоих сыновей. Теперь мы будем хозяевами своей земли.

Стирая с лица кровь жертвы, Беслан Ганиров глухо, по-звериному, проурчал:

– Одного мало. Они забрали у меня троих.

Подхватив старика под локоть, командир отряда отвел Беслана от края оврага. Глядя, как сбрасывают вниз труп, он пообещал:

– Будет больше. Война только началась. И чтобы ее выиграть, одной милости Аллаха мало. Нужны люди, оружие, еда, боеприпасы, лекарства для раненых и многое другое.

Старик прервал его:

– Я понимаю. Не продолжай. Все это можно купить за деньги.

– Верно, – усмехнулся главарь боевиков.

Беслан, растопырив перед лицом собственную пятерню, созерцал перепачканные кровью пальцы. Утолщенные в суставах, иссушенные временем, с длинными, но чистыми ногтями, они напоминали лапу стервятника, успевшего полакомиться мясом жертвы.

– Деньги зарабатывать я умею, – усмехаясь своим потаенным мыслям, произнес старик.

Арби, а точнее полевой командир, известный под именем Сулейман, одобрительно хлопнул собеседника по плечу:

– Вот и отлично. Значит, повоюем…

Эта встреча вдохнула в дряблое тело Беслана Ганирова новую жизнь. Он быстро восстановил связи с деловыми партнерами за пределами Чечни. Но теперь его бизнес носил специфический характер. Из южных районов степной республики курьеры, работавшие на Ганирова, везли пакеты с вязким, похожим на застывшее коровье дерьмо веществом. В российских городах, и прежде всего Москве, героин низкой очистки не задерживался и попадал к дилерам. А уж от них он расползался по провонявшим ацетоном или разбавителем наркопритонам, подворотням, недостроенным корпусам остановившихся заводов. Эта «дурь» предназначалась для сопливой молодежи и конченых наркотов, крепко сидевших на игле.

Для привередливых клиентов Ганиров поставлял товар классом повыше. Афганский опиум высокой очистки и белый, как снег на горных вершинах, кокаин приходили из дальнего зарубежья.

Товар по своим каналам переправлял Сулейман.

По официальным сводкам, полевой командир Сулейман погиб в ходе общевойсковой операции, проведенной в южных районах Чечни. Лишь немногие знали, что он с располосованным осколком брюхом вырвался из кольца окружения. Придерживая обеими руками вываливающиеся внутренности, полевой командир по руслу обмелевшей реки угрем проскользнул через все кордоны и заставы. В пастушьей лачуге он отлежался, вправил не задетые осколками внутренности и сшил разорванную полость суровыми нитками. Подоспевшие на помощь боевики из отрядов Масхадова вывезли Сулеймана в более надежное укрытие.

Через месяц он перебрался в Иорданию, где и был прооперирован.

Оправившись, Сулейман пытался разобраться в быстро меняющейся обстановке. Он пытался наладить контакты с влиятельными людьми, искал доступ к большим деньгам, аккумулированным в так называемых благотворительных мусульманских фондах. По приказу из Чечни для вербовки наемников Сулейман наведался в тренировочные лагеря исламских фундаменталистов, расположенные на Ближнем Востоке. Оттуда его откомандировали в такую глухомань, в которой верблюд мог подохнуть от тоски. В афганском Регистане он долго задерживаться не стал. За талибов всерьез собирались взяться американцы. Дни их были сочтены.

Однако заграничные вояжи расширяют кругозор. Сулейман многое понял, сделав для себя выводы. Он уяснил, что война – это хорошо организованный бизнес со своими правилами. Что бедные – это всего лишь расходный материал в прибыльном бизнесе. Что настоящие дирижеры всегда находятся в тени и получают причитающиеся проценты. Что стать таким дирижером труднее, чем попасть в райские кущи, потому что все роли уже распределены и лучшие места давно заняты.

Деньги дают под известное имя, или, как принято выражаться у менеджеров, под раскрученный бренд. Басаев – это бренд. Хаттаб – это бренд. А Сулейман оставался одним из многих полевых командиров. Мелкой монетой для размена в большой игре. Сражаясь же за дело ислама, можно было сделать себе имя, а значит, обеспечить будущее.

Сулейман умел держать нос по ветру. Находясь в Иордании, он совершил несколько поездок в соседнее государство. Побывав в Саудовской Аравии, Сулейман понял, что и сам ислам бывает разным. Кто-то молится под открытым небом, а потом отправляется спать в рваную палатку. А кто-то возносит хвалу Аллаху в мечетях под золотыми куполами, после чего отправляется на роскошной машине в дом, переполненный благами западной цивилизации. Кто-то живет надеждой, что смерть сменит постылую нищету, голод и убожество на вечную жизнь в райских садах. А кто-то, не дожидаясь благословения Аллаха, строит свой индивидуальный рай на грешной земле.