— Держу пари, что вы все уже знаете.

— Недостаточно, мисс леди Шарлотта, — он жадно вглядывался в ее лицо. — О вас я знаю очень мало.

И теперь ему нужны детали. Какая, в сущности, разница? Он хочет знать? Пусть слушает. Может, тогда, наконец, он оставит ее в покое и позволит выполнять свои обязанности. С силой выдернув свою ручку из мужской руки, девушка откинулась на спинку сидения и сложила ладони перед собой, словно перед ней восседал священник.

— Что вас интересует? — почти зло спросила она. — Все? Или только подробности моего постыдного бегства из Поттербридж-холла?

Винтер напрягся и подался вперед, как будто боялся, что она передумает.

— Расскажите мне все от начала и до конца. Шарлотта опустила глаза.

— Я была единственным ребенком в семье, родители баловали меня как только могли. Роскошная детская, няня, гувернантка и множество игрушек — все для меня. Коридоры Поттербридж-холла служили для того, чтобы я могла по ним бегать, поля и луга — чтобы я могла кататься на своем пони. Заря ее жизни была поистине сказочным временем, и говорить о нем Шарлотта могла, лишь сухо констатируя факты и события. Ведь если она раскроет сердце навстречу воспоминаниям, позволит себе окунуться в прошлое… Нет, это недопустимо.

— Родители погибли от удара молнии, когда мне было одиннадцать.

Винтер хотел пожать руку девушки, но та отдернула ее.

— Вы хотели знать? Так слушайте. Только не прикасайтесь ко мне.

Похоже, ему это не понравилось. Широкие брови молодого человека сдвинулись, а кожа вокруг шрама побелела. Но, как Шарлотта и подозревала, он уступил ее просьбе, боясь вспугнуть вожделенное откровение. Во всяком случае, пока он не услышит весь рассказ, до последнего слова, ей ничего не грозит.

Глядя на него в упор, девушка дождалась, пока он кивнет и отодвинется. И только после этого продолжила:

— Поля и луга перестали быть моими. Перестал быть моим и дом. Дядя со своим семейством переехал к нам, а их было так много! Они сказали, что мне не нужна больше детская, потому что я уже не маленькая. В колыбельки, в которых я баюкала кукол, они уложили своих детей. Старшие братья и сестры вторглись в игровую комнату. Дядя сказал, что игрушек покупать больше не станет, потому что у меня их и так много. Няня и гувернантка взяли расчет, потому что дядя предложил им за воспитание всего своего потомства такое жалование, какое они получали, опекая меня одну. Спала я в одной комнате с двумя своими кузинами. Одна из них мочилась в постель. Они постоянно дрались. В доме не осталось уголка, где бы я могла побыть одна, и в то же время никому не было до меня дела.

Это прозвучало как жалоба, поэтому девушка пояснила:

— С какой стати им было заботиться обо мне, если они не привыкли бережно относиться даже друг к другу?

Винтер снял перчатки и бросил их на сидение.

— И что же вы?

— Что — я?

— Вы закатывали истерики, требовали обратно свои игрушки?

— Нет. Конечно же, нет. Я была совершенно сбита с толку, растеряна. Оглядываясь назад, я понимаю, как была несчастна. На пороге девичьей зрелости у меня не было никого, кто бы…

Шарлотта осеклась, не желая приоткрывать душу той смятенной девочки, какой она была в ту пору. Несомненно, он не откажет себе в удовольствии смаковать подробности ее прошлого в кругу таких же, как и он, светских повес. Все они такие, охотники за скандальными сплетнями…

— Вы были напуганы.

Нет, тихий голос, и мягкий взгляд не обманут ее. Весь этот разговор — не более чем грубый, бесстыдный допрос.

— Я боялась всего, — хрипло согласилась девушка. — Это, наверное, безумно раздражало родственников. Дети кричали, носились по дому, сбивали друг друга с ног, дрались. Я не понимала таких взаимоотношений и не умела вести себя подобным образом.

— А сейчас вы их понимаете?

— Я жила в разных семьях. В счастливых и не очень. В шумных и спокойных. Были и такие, в которых каждый считал своим долгом причинить своим близким как можно больше горя. Такова и семья моего дяди. Мне это по-прежнему трудно понять, но теперь я знаю, что так бывает.

— Кажется, у меня счастливая семья, — задумчиво вставил Винтер. — Мать счастлива, что мы теперь с ней, и дети будут счастливы, когда привыкнут. Как вы думаете, мисс леди Шарлотта?

— Я думаю, у вас очаровательные дети.

— А вы не желаете узнать, счастлив ли я?

Девушка попыталась улыбнуться, но губы лишь скривились в жалком подобии улыбки.

— Полагаю, вы счастливы, милорд. Всецело и безгранично. Ее сарказм явно задел Винтера, и он произнес с более заметным акцентом:

— Нет… пока.

Шарлотта невольно сжалась. Мысленно собравшись, она решила не терять бдительность, памятуя о том, что имеет дело с дикарем.

— Мне хотелось сделаться невидимой. Я выполняла все требования дяди с теткой. Но кузены и кузины не упускали малейшей возможности впутать меня в свои проказы. Дядя орал на меня, а это было невыносимо. Беда в том, что он так похож на отца! Но папа — он любил мою мать и любил меня. А нынешний граф Поттербридж не любит никого или же тщательно это скрывает. Он — как невыносимая зубная боль, от которой хочется, во что бы то ни стало избавиться.