– Старый граф поступал так потому, что вы были внебрачным сыном принца Уэльского?

– Да, хотя в то время я этого не знал. – Алек сделал глоток из бокала. – Вскоре после смерти старого графа и моего возвращения в Англию я нашел письмо, которое спрятала мать и которое раскрыло мне правду. Очевидно, когда она зачала меня, мой «отец» не делил с ней ложе в течение нескольких месяцев. Но он предпочел признать меня своим сыном, чем открыть, что принц наставил ему рога. Он даже терпел мое присутствие в доме до тех пор, пока одна из моих шалостей в Харроу не вывела его из себя окончательно. И тогда он изгнал меня из Эденмора навсегда.

– Черт побери, что же это была за шалость? – спросил Берн.

Алек взболтал бренди, наблюдая, как свет от лампы играет внутри бокала.

– Я пытался добыть дорогую еду для себя и моих оболтусов-друзей, изображая некую весьма знаменитую персону. Однако, несмотря на мое некоторое сходство с этим человеком и надетые дополнительно одежды, я был слишком юн и худ, чтобы эта похожесть была убедительной.

– Не хотите ли вы сказать, что вы пытались изобразить… – начал Берн.

– О да. – Алек поднял на братьев печальный взгляд. – Весьма неразумно я избрал для этого человека, которого мне не следовало изображать. Графу это удовольствия не доставило.

Берн и Дрейкер растерянно заморгали, а затем рассмеялись.

– Боже, ирония заключается в том, что… – Дрейкер задыхался от смеха. – Ваш отец… Могу себе представить…

Смех зазвучал с новой силой, разряжая напряжение.

– Сейчас, после вашего рассказа, я вижу определенное сходство, – проговорил Берн, справившись наконец с приступами смеха. – У вас глаза принца.

– Но зачем вы нам рассказываете об этом? – спросил Дрейкер. – Разве вам настолько безразлично, если об этом кто-то узнает?

– Поверьте, у меня нет желания плодить дополнительные сплетни о себе и моей семье. Но дело в том, что мне нужна ваша помощь, – ответил Алек, и тут же возникшее было между мужчинами расположение снова улетучилось.

Глаза Берна вспыхнули холодным огнем.

– Деньги. Выдумаете склонить ваших богатеньких братьев к тому, чтобы они кредитовали вас, не так ли?

Алек посуровел:

– Я действительно нуждаюсь в деньгах, но не хочу их брать у вас.

Услышав, что Дрейкер презрительно фыркнул, Алек поднялся и в упор посмотрел на братьев:

– Узнав о своем родстве с принцем, я начал собирать информацию о других его побочных детях и выяснил, что мы единственные, кто не извлек выгоды от этого родства. – Алек кивнул в сторону Дрейкера: – Вы стали изгоем общества с того момента, как принца и вашу мать выгнали из имения в Каслмейне. – Алек повернулся к Берну: – Принц наотрез отказался признать ваше родство с ним. Вы обедаете вместе с герцогами в своем клубе, и они, обращаясь к вам, говорят «славный Берн», однако за вашей спиной называют вас «Берн-ублюдок, сын ирландской проститутки».

– Лишь в том случае, если они хотят лишиться языка, – грозно заметил Берн.

Алек неопределенно пожал плечами и продолжил:

– Как вы и предположили, я без денег. Граф промотал все состояние моей матери.

Перед самой смертью граф вложил деньги в рискованное предприятие и прогорел. Из-за его пристрастия к дорогостоящим шарлатанским снадобьям, способным излечить якобы мучившую его болезнь, он лишился и тех денег, которые не успел прибрать к рукам его вороватый управляющий. В результате Алек унаследовал находящееся в руинах поместье и полное отсутствие денег для его восстановления.

– Каждому из нас чего-то недостает. У меня нет денег. – Алек бросил взгляд на Берна: – У вас – легитимного имени. – Затем кивнул в сторону Дрейкера: – Вас не принимают в обществе.

– Какое дело Дрейкеру до общества? – возразил Берн. – Похоже, он вполне доволен тем, что занимается своими делами в Каслмейне.

– Я подозреваю, что его изгнание порой причиняет ему неудобства. – Хотя Дрейкер и нахмурился, Алек отметил про себя, что возражать он не стал. – Разве вы не являетесь опекуном дочери вашей матери, которую та родила виконту? И разве она не приближается к возрасту, когда ей нужно выходить замуж? Вы можете не переживать из-за себя, но, бьюсь об заклад, вы беспокоитесь о ней.

– Да, верно, – пробормотал Дрейкер, – моя сестра замучила меня этой сумасбродной идеей – организовать сезон для нее. Я говорю ей, что из этого ничего не получится. Кто оплатит расходы? И кроме того, после того как мать распространила обо мне столько лживых слухов, к Луизе будут относиться как к прокаженной.

– Но если вы не организуете для сестры сезон, – заметил Алек, – она быстро сбежит с первым встречным, кто выкажет к ней хоть немного чувства.

– Какое это может иметь отношение к делу? – резко спросил Дрейкер.