— По-моему, вы забыли сообщить мне, что маркиз Боннингтон — олух царя небесного.

— Совершенно другое дело. Но у меня самой мозги не в порядке. В любом случае нам пора, дорогая.

Генриетта умоляюще уставилась нее:

— Ничего не получится, Эсме.

Однако Эсме, проигнорировав ее, коротко велела:

— Сядьте вон там, в углу, и сделайте ему знак подойти, договорились?

— Я не смогу, — едва не заплакала Генриетта. Но Эсме уже встала и отошла.

Ей следовало перемолвиться словечком со Слоупом насчет последних приготовлений к ужину. Она тщательно выбрала четверых соседей, которым предстояло сидеть по обе стороны от нее. Викарий, мистер Фетчем, — справа, мистер Баррет-Дакрорк — слева. Баррет-Дакрорк выглядел достаточно узколобым, чтобы сыграть блестящую роль в их маленьком спектакле, даже не нуждаясь в подсказке. Кэрол предстояло сидеть между ним и мужем. Таппи не слишком разговорчив, поэтому она рассчитывала на его благотворное присутствие. Скорее всего он поддержит жену. А вот Генриетту поместили между викарием и Дарби, Элен — рядом с Таппи, Риса — напротив жены, а леди Холкем — между Дарби и Рисом.

Единственным, кого здесь недоставало, был Себастьян. О, как бы он разыграл свою роль, по крайней мере этот новый Себастьян, у которого хватало мозгов смеяться над собой. С его высокими моральными принципами и строгим соблюдением всех условностей… Ужасно жаль, что он не может выйти из хижины садовника! Хотя… ему сейчас куда уютнее, чем ей: растянулся на скамье, пьет виски и читает Гомера.

Ей же просто необходимо в туалет — всего в четырнадцатый раз за этот вечер, — и, кроме того, она нервничала из-за предстоящего спектакля куда больше, чем хотела показать Генриетте. Осуществить такой грандиозный план очень сложно. Куда легче был тот трюк с постелью, устроенный Кэрол. Именно Кэрол пришлось делать всю грязную работу.

А вот это — поистине шедевр.

Эсме с трудом поднялась.

— Прошу гостей в столовую.

Сейчас поднимется занавес.

Дарби скучал. Скучал и с каждой минутой все больше раздражался, словно фрак плохо на нем сидел. Что, разумеется, было чистым вздором: столь великолепный костюм способен сделать счастливым любого мужчину.

Но день явно не удался. Сначала ему пришлось иметь дело с Рисом, который явился в Лимпли-Стоук, как только получил записку Дарби. Правда, Дарби мог поклясться, что не выражал ни малейшего желания оказаться в обществе Риса, но, как объяснил последний, когда мужчина выражает намерение жениться, долг друзей — разубедить его. Правда, он прибыл чересчур поздно: вопрос о женитьбе больше не стоял.

С другой стороны, Дарби невыносимо остро ощущал присутствие Генриетты. Сегодня она была одета, как полагается для званого ужина, хотя светло-зеленый цвет не шел к ее волосам. Он немного поразмышлял и решил, что гораздо больше ей пошел бы рубиновый.

Зеленое платье ниспадало до пола, словно фигура Генриетты не обладала ни одним изгибом, хотя на самом деле это было не так.

При мысли об этом он поспешно осушил бокал вина, стараясь утопить стоявшую перед глазами картину: медово-золотистые волосы, скользящие по изящной, обнаженной спине. Рассыпанные по груди.

— Завтра я еду с тобой в Лондон, — резко бросил он Рису. — Мне нужно встретиться с управляющим.

— И детей возьмешь? — опасливо осведомился Рис с явным намерением отказаться.

— Эсме предложила оставить их здесь. Думаю поискать в Лондоне приличную няню и привезти ее с собой. А пока они могут остаться на попечении няни Эсме, которая кажется мне доброй душой. У Джози появились совершенно кровожадные наклонности, и поэтому она с утра до вечера возится с оловянными солдатиками, но хотя бы истерик не закатывает, и на том спасибо.

Рис тяжело поднялся.

— Выезжаем на рассвете, — объявил он. — Почему мне не пришло в голову, что Элен может быть здесь? Иисусе!

Оба дружно уставились в противоположный угол гостиной, где за фортепиано сидела жена Риса. Элен не играла, лишь просматривала ноты. Даже на расстоянии было видно, как она похудела, как сильно осунулось лицо. Только корона из искусно сплетенных кос по-прежнему украшала голову.

— Возможно, позже она поиграет нам. Это единственное, что может скрасить вечер, — проворчал Рис, презрительно оглядывая комнату.

— Я не слышал, как играет Элен, с тех пор, как она покинула твой дом, — заметил Дарби. — Откуда ты знаешь, что она по-прежнему увлекается музыкой?

— Слышал ее в прошлом году, у миссис Китлблисс. Случайно заехал туда. И клянусь, она играет еще лучше, чем когда мы только поженились. С трудом заставил себя уйти, иначе не выдержал бы и заговорил с ней, — с легким удивлением пояснил Рис.

— Ничего удивительного. Насколько я помню, вы не ссорились исключительно в те моменты, когда вместе сочиняли музыку.

— Вот тут ты ошибаешься, — возразил Рис. — Мы цапались, как кошка с собакой, из-за музыки тоже, хотя эти сражения были скорее развлечением. Она вечно критиковала мою работу.

Вид при этом у него был донельзя изумленным.

— Что? — презрительно бросил Дарби. — Она критиковала работу лучшего сочинителя комических опер во всем Лондоне?

— Заткнись! — прорычал Рис.

— Значит, это правда? Рис кивнул.

— И я сказал бы, ее замечания были к месту. У Элен превосходные слух и инстинкты. Она сразу могла сказать, если что-то было слегка не так.