— Целых два года! — скептически усмехнулась Серена. — Не больно-то он торопился возобновить прежнее знакомство! Видимо, для него был гораздо важнее процесс, а не результат. Кроме того, я не сомневаюсь, что он слишком часто отвлекался от этих поисков.

— Ты имеешь в виду женщин? Но ведь он же не каменный! Чего ты от него хочешь!

— Да ничего я от него не хочу, в том-то и дело. По мне, пусть бы у него был хоть целый гарем!

— У меня уже язык онемел с тобой спорить, — с усмешкой проговорил Росс и кинул взгляд на наручные часы. — Ого, уже восемь тридцать. Пойдем в столовую. Гидеон сказал, чтобы мы его не ждали, если он не появится к этому времени.

— Вот это мило! Сначала он меня практически похищает, а потом не соизволит появиться к ужину! Он сам не знает, чего ему нужно.

— А вот и неправда, — раздался голос от двери, и, повернувшись, Серена и Росс увидели стоявшего на пороге Гидеона. — Я-то как раз очень хорошо знаю, что мне нужно, а вот все остальные, по-моему, находятся в заговоре против меня и мешают мне это получить.

Он вошел в библиотеку, на ходу приглаживая волосы. На нем был черный смокинг и вечерняя рубашка с плиссированной манишкой, которые он носил так же небрежно, как старые джинсы и ботинки.

— Извините, что задержался. В последний момент возникли дела, и я…

Гидеон умолк и изумленно уставился на глубокий вырез надетой на Серену туники.

Она почувствовала, как к ее щекам прихлынула горячая краска. Серена уже забыла, когда краснела в последний раз.

— Пялиться на женщину подобным образом неприлично, — заметила она.

— Иногда выгодно быть бедным невоспитанным ковбоем, — откликнулся он, не отрывая глаз от заинтересовавшего его зрелища. — Мы, в отличие от лощеных городских хлыщей, когда нам что-то предлагают, просто протягиваем руку и берем это. Если бы ты не хотела, чтобы я тебя разглядывал, ты бы не натянула на себя эту витрину, правильно?

— Неправильно. Глубокие вырезы сейчас в моде. Это очень стильно и сейчас принято…

— Провоцировать мужчин на то, чтобы они хватали тебя и тащили к первой попавшейся кровати, — закончил Гидеон.

— Я хотела сказать совсем другое. Не все же такие…

— Я предлагаю приступить к ужину, — поспешно прервал их Росс, беря из рук Серены бокал с вином и ставя его на столик в стиле шератон. — Оставь ее в покое, Гидеон. Она и без того натерпелась за сегодняшний день.

Гидеон притворно удивился:

— Ба, какая трогательная забота! Может, мне не стоило оставлять вас вдвоем так надолго? — Затем его взгляд снова обратился к груди Серены. — По крайней мере я точно не сделал бы этого, если бы знал, что она оденется в стиле Элеонор Аквитанской.

— Еще как оставил бы. — Взгляд Росса скользнул по лицу товарища. — Ну что, все в порядке?

— Да, — кивнул Гидеон, — уже лучше.

— Кто такая Элеонор Аквитанская? — непонимающе спросила Серена.

— Королева Франции, а затем и Англии, мать Ричарда Львиное Сердце. Говорят, она вела свои войска в атаку, будучи обнаженной до пояса, — сообщил Гидеон. — А разве ты, Серена, сейчас делаешь не то же самое? Мне еще никогда не бросали такой очаровательный вызов.

— К столу, — вновь проговорил Росс, беря Се-рену под локоть и галантно ведя ее по направлению к двери. — И как можно скорее.

Когда Росс выводил ее из комнаты, Серена услышала позади себя приглушенный смех Гидеона.

За столом прислуживал смуглый стройный юноша. Он был неназойлив и практически незаметен. Хрусталь и тончайший фарфор были выше всяких похвал, а подаваемые на стол блюда являлись воплощением самых дерзких мечтаний любого гурмана. Однако Серена всего этого не замечала. Она ощущала на себе пристальный, неотрывный взгляд Гидеона, а все остальное отступило на задний план и было словно окутано дымкой.

На долю Росса выпала трудная задача поддерживать светский разговор, однако ответом на любую его фразу оказывались лишь односложные реплики. После того как с едой наконец было покончено, он отодвинулся от стола, облегченно вздохнул и произнес:

— Кофе будет подан в библиотеку. Надеюсь, вы понимаете, что я намерен выдвинуть свою кандидатуру на награждение медалью. Я заслужил эту награду, рискуя своей хрупкой душевной конституцией в той молчаливой психической войне, которую вы ведете друг против друга.

— Войне? — удивленно вскинул брови Гидеон. — Я вовсе не ощущаю себя на фронте. — Он кинул салфетку на скатерть и встал из-за стола. — Хотя не могу не признать, что мысли мои носят весьма агрессивный характер.