Под маской леди скрывалась страстная женщина. Она была слишком молода, чтобы отказаться от любви и блюсти обет целомудрия.

В то же время Николас понимал, что не так-то легко будет сломить ее сопротивление. Особенно сейчас, когда она делает все, чтобы подавить в себе желание. Когда она передавала ему чашку, их пальцы соприкоснулись, и обоих захлестнуло горячей волной. Аврора отдернула руку, словно обожглась. Избегая его взгляда, стала пить чай. Она упорно не желала замечать, что их влекло друг к другу.

Решимость Николаса крепла. Ей нужна была встряска, но она не хотела этого признавать.

— Итак, — спросил он наконец, — ты собираешься всю жизнь провести под вдовьим покрывалом?

Она подняла на него глаза.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты заточила себя в темницу. Оказалась в плену условностей, принятых в твоем обществе.

— В этом нет ничего плохого.

— Так можно дойти до абсурда, не делать ни единого шага без оглядки на общество.

Аврора нахмурилась и поджала губы.

— Я не такая, как ты, Николас. Я хочу вести тихую размеренную жизнь.

— Будь это так, ты не вышла бы за меня, совершенно чужого тебе человека, не пришла бы мне на помощь.

— Тогда все было по-другому. Чрезвычайные обстоятельства. Теперь жизнь моя вошла в нормальную колею. Я всем довольна.

— Так ли?

— Именно так. Я наслаждаюсь жизнью, несмотря на некоторые ограничения. Может, мой дом меньше, чем отцовский, но и он требует забот. Я веду обширную переписку. Меня навещают друзья. Я много читаю. Катаюсь верхом.

— Да, это твой тайный порок. А какие еще тайные страсти бушуют в тебе, Аврора?

Она проигнорировала вопрос и сказала:

— Я обрела независимость, а для меня это главное.

— Какая же это независимость, если ты постоянно думаешь о том, что о тебе подумают и скажут другие. Не можешь выйти из дома, не пряча лица. Живешь как мышь в норке.

— Я просто не хочу скандалов. Одно дело мужчина, другое — леди. Особенно — вдова.

— Ты либо обманываешь себя, либо не знаешь, какая ты на самом деле, — сказал Николас. — В тебе живут две разные женщины. Одна преклоняется перед условностями, молится на них, как на икону. Вторая скачет верхом, как амазонка, наслаждаясь бешеной скачкой, отдается незнакомцу, охваченная страстью.

Он задел ее за живое.

— Думаю, ты жаждешь покинуть эту свою тюрьму, — тихо произнес он. — Хочешь дать волю чувствам, но боишься.

Она не отвечала, и он достал дневник француженки. Аврора нe могла отвести от книги глаз.

— Перечитывая ее, я думал о тебе. Ты очень похожа на анонимного автора этого опуса.

— Не вижу никакого сходства, — выпалила она в смущении. — И обстоятельства жизни у нас совершенно разные. Она — француженка, захваченная в плен пиратами и проданная в рабство султану. Она была вынуждена стать наложницей и делать то, что не позволит себе ни одна порядочная женщина.

— Она была невинной, пока не встретила мужчину, который разжег в ней страсть.

— Это так. И она… она позволила похоти взять верх над собой.

Николас прищурился.

— Неужели ты никогда не задумывалась, каково это: отдаться страсти? Вот так, отчаянно и безоглядно?

Она приоткрыла рот, но ни звука не сорвалось с ее губ.

— А вот я задумывался. Отец как-то пытался объяснить мне свои чувства к матери Равенны. Сказал, что я понял бы его, если бы прочел этот дневник.

Аврора опустила глаза. Ее лицо цвета слоновой кости зарделось.

— История захватывающая, но их роман был обречен с самого начала. Желание стало ее навязчивой идеей, ее проклятием.

— Но она ни разу не пожалела о своей любви.

— Я бы не стала ей подражать, — не слишком уверенно промолвила Аврора, — Никому не позволила бы завладеть своим сердцем.

— Отец однажды сказал, что один лишь миг страсти стоит целой спокойной жизни.

Аврора ответила не сразу:

— И что принесла эта страсть? Бесплодные мечты о женщине, которая ему не принадлежала? — Аврора упрямо тряхнула головой. — Уж лучше держать свое сердце на замке, чем страдать, когда его вырвут у тебя.

Охваченный желанием, Ник смотрел на ее губы и с трудом сдерживал себя.

— Ты похожа на Дезире, Аврора… В тебе живет тот же неукротимый дух.

Аврора поставила чашку на стол. Руки ее дрожали.

— Ошибаешься.

Он не сводил с нее глаз.

— Чего ты боишься? Что ты способна чувствовать сильную страсть? Или того, что тебя могут извлечь из кокона, которым себя окружила?

Аврора резко поднялась.

— Думаю, тебе пора уходить, Николас.

После минутного колебания он тоже поднялся и стал приближаться к ней. Она не отступила. Она не желала уступать. Ни в чем.