– Я знаю, что женщина не должна быть слишком нетерпеливой, – сказала Бригитта, первой начав неизбежный разговор, – но я хочу, чтобы мы поженились.

– А мы уже сделали это, – ответил он и добавил, как нечто само собой разумеющееся: – Сегодня утром мы возвращаемся в Данридж.

– Что?.. – Бригитта непонимающе уставилась на него.

– Мы возвращаемся в Данридж, дорогая, и сегодня же утром.

– Но нам нельзя ехать туда! Ты разве забыл, кто я?

Йен рассмеялся и ласково обнял ее.

– Я прекрасно знаю, кто ты. Ты леди Бригитта, Моя жена.

– То есть как? Ты понимаешь, что говоришь?! – Она была ошеломлена. – Я жена твоего брата.

– Ты вовсе не жена моего брата, дорогая. Ты моя жена!

– Но ведь нас же… – запротестовала она и вскочила. – Нас с Йеном поженили по доверенности еще в Англии…

– Ну, вот видишь, дорогая, – мягко, но настойчиво прервал он. – А поскольку я и есть тот самый Йен Макартур, то, значит, я твой единственный и законный муж.

– Но ты же говорил, что ты Росс Макартур, побочный сын графа Данриджа…

– Меня зовут Йен Росс Макартур, так что это правда. Хотя я наследник графа Данриджа, – улыбаясь, сказал он. – А ты моя законная жена, графиня Данридж. – Его рука потянулась, чтобы погладить ее по щеке.

И тут Бригитта, наконец, все поняла. Она резко отбросила его руку и, вне себя от бешенства, взглянула на него.

– Ах, так?.. Значит, ты лжец… обманщик… Ты вероломный предатель!.. – закричала она, подыскивая самые оскорбительные слова, чтобы сильнее уязвить его.

Йен поднялся и встал во весь рост, нависая над ней. Вид у него был угрожающий. Улыбка исчезла с его лица, а глаза, еще недавно горевшие любовью, смотрели холодно и сурово.

– Это ты осмеливаешься называть меня обманщиком и лжецом? – сказал он. – Ты, которая твердила: «Я дочь цыганского барона… У меня много слуг. Я ясновидящая…» – издевательски передразнил он ее. – И теперь упрекаешь меня в обмане?!

Испугавшись, Бригитта отступила на шаг, но Йен железной хваткой схватил ее за руку.

– Мы возвращаемся в Данридж сегодня же, – повторил он.

– Я не поеду! – с вызовом заявила Бригитта, задетая его властным тоном. Никто, за исключением разве что самой королевы, не смел, разговаривать с Деверо таким тоном. – Я возвращаюсь в Англию, – уже более спокойно добавила она. – А брак наш будет аннулирован.

– Замолчи! – взревел Йен. – Наш брак осуществился – так что о расторжении его и речи быть не может.

– Негодяй! – взорвалась Бригитта. – Ты подлый, мерзкий, гнусный негодяй! Я ненавижу тебя!

Услышав это, Йен схватил ее за плечи и яростно тряхнул, впившись пальцами в ее нежную кожу.

– Ах, так?! Ты меня ненавидишь? – опасно понизив голос, с ледяным спокойствием спросил он. – Ну что ж, моя крошка, тогда тебе предстоит узнать, каково жить с мужем, который не любит тебя.

Сорвав одеяло с ее дрожащего тела, Йен протащил ее через комнату и швырнул на кровать.

– Когда мужчина вынужден жить с женщиной, которая его ненавидит, она становится для него лишь породистой самкой, предназначенной для рождения наследников, – мрачно проговорил он. – Сейчас ты увидишь, как это делается.

– Не надо! Пожалуйста, не надо! – взмолилась Бригитта со слезами на глазах.

Йен остановился, как будто только сейчас осознав, что намеревался сделать с женщиной, которую любил.

– Черт бы тебя побрал! – выругался он и, повернувшись, выскочил из домика, хлопнув дверью.

Уязвленная до глубины души, Бригитта сжалась на кровати, глотая слезы. Потом подобрала одеяло и вновь завернулась в него. Она сидела, уставившись в одну точку, и проклинала тот день, когда впервые услышала имя Макартура.

– Какие же они вероломные обманщики! – простонала она и, не выдержав, разразилась бурными рыданиями.

Как ужасно, что она отдала свое тело и свое сердце этому Россу, который внезапно превратился в чудовище по имени Йен. Права была ее сестра Хэтти: эти горцы убивают ради развлечения. И мучают для собственного удовольствия ничего не подозревающих невинных людей!

Вернувшись в дом, Йен уселся за стол и молча смотрел на всхлипывающую Бригитту. Понемногу его начали мучить угрызения совести за то, что он так жестоко обошелся с ней. Он ведь понимал, что, несмотря на свою зрелую красоту, жена его была все еще ребенком, не знающим жизни, не знающим мужчин. Но сам-то он взрослый человек и должен был бы владеть собой. Ему следовало бы проявить больше терпения, но эти в запальчивости, брошенные ею, слова о ненависти совершенно лишили его способности здраво рассуждать. Теперь он уже сожалел об этом.