— …но все получилось, и теперь она счастлива…

— …но мы не так удачливы, как она, но мы не станем плакать в твоем присутствии…

— …и не будем больше дрожать подбородками; это ребячество. Но если ты не сделаешь этого просто потому, что любишь нас…

— …значит, к черту, и мы, пожалуй, даже не станем обращаться к банку спермы.

— …пусть лучше Иш стерилизует нас…

— …навсегда, а не на время… и мы перестанем быть женщинами, поскольку потерпели неудачу в…

— ПРЕКРАТИТЕ! Если вы не собирались плакать, чтобы убедить меня, кому же предназначены все эти слезы?

— Это не те слезы, братец, — с достоинством ответила Ляпис Лазулия. — Это не плач, а слезы гнева. Пошли, Лор, мы попробовали — и проиграли. Пошли спать.

— Пошли, сестра.

— Если командор позволит.

— Девочки, можем мы обговорить все спокойно, без этого вашего занудства?

Близнецы уселись. Капитан Лорелея поглядела на сестру и сказала:

— Лаз согласна, чтобы я говорила за нас обеих. Без всякого занудства.

— Ваши головы работают последовательно или параллельно? — задумчиво пробормотал Лазарус.

— Мы… по-моему, к нашей теме это не относится.

— Да так, просто научный интерес. Если вы сумеете научить меня, как это делается, втроем мы составим весьма внушительную команду.

— Об этом можно лишь мечтать, Лазарус… поскольку ты отвергаешь нас.

— Проклятие! Девчонки, я никогда не отвергал вас и никогда не отвергну.

Они ничего не сказали, и Лазарус продолжал несчастным тоном:

— В этом деле существует два аспекта: генетический и эмоциональный. Мы трое представляем собой странный случай: квазиидентичные мужской и женские организмы. Более чем «квази», точнее — сорок пять на сорок шесть. Что делает вероятность усиления плохих факторов куда большей, чем при браке обычных сестер и брата. Однако, кроме того, нас считают говардианцами только из любезности, поскольку наши гены не прошли систематический отбор в течение двадцати четырех столетий. Я настолько близок к голове колонны, что не испытал подобной прополки. Все четверо моих дедов и бабок были среди первых, кого выбрал фонд, поэтому мой организм, родившийся в 1912 году по григорианскому календарю, не подвергся генной расчистке. И вы, дорогие мои, находитесь в том же положении, что и я, несмотря на то что ваша сорок шестая хромосома унаследована от меня и копирует мою сорок пятую. И при такой вероятности вы просто нарываетесь на риск.

Он замолчал. Комментариев не последовало.

— Возражения имею только я; похоже, у вас обеих они явно отсутствуют. Это вполне понятно, поскольку идея, взятая из Ветхого Завета, была замещена концепцией, рекомендующей следовать советам генетиков Семейств. Я не оспариваю ее мудрости. Я соглашаюсь с ней, поскольку они запрещают брак паре не родственников с такой же готовностью, как единокровным детям, если генетические карты против. Но я рассуждаю с позиции чувств, а не науки. Предполагаю, что никто, за исключением ученых, сейчас не читает Ветхий Завет, однако культура, в которой я был воспитан, была полностью пропитана им. Вы помните, как назывался край, где я родился, — «библейский пояс». Трудно избавиться от табу, усвоенных еще в детстве. Даже если уже тогда ты понимал, что они бессмысленны.

Я хотел, чтобы вы были воспитаны лучше. И мне хватило времени, чтобы перебрать собственные табу и предрассудки и отделить их от действительных знаний; я старался… я действительно очень старался не забивать вам головы той иррациональной чушью, которую мне преподавали, называя ее образованием. Должно быть, я преуспел, иначе мы бы не оказались в такой ситуации. Но вот передо мной две современные молодые женщины, а я — старый дикарь, родившийся Бог знает когда, и у нас одинаковая наследственность. — Лазарус вздохнул. — Мне очень жаль.

Лорелея посмотрела на сестру, и обе встали.

— Сэр, можем ли мы рассчитывать, что вы извините нас?

— Что? И у вас нет возражений?

— Сэр, эмоциональные аргументы не допускают обсуждения. Что касается остального, зачем утомлять вас спором, когда вы сами все решили.

— Ну что ж… возможно, вы правы. Однако вы весьма любезно выслушали меня. И я хочу отплатить вам тем же.

— Это вовсе не обязательно, сэр. — Глаза сестер наполнились слезами, но они не обращали на это внимания. — Мы уверены в вашем уважении и в вашей — по-своему выраженной — любви. Можно ли нам идти?

Лазарус не успел ответить.

— Эй! — сказал компьютер. — Я хочу вставить слово!

— Дора!.. — попыталась остановить ее Лорелея.

— Не надо. Лор, я не могу молчать, когда члены моей Семьи изображают из себя дураков. Старичина-молодчина, разве Лор не сказала тебе, как они собирались обойтись с тобой в случае отказа? Мне это несложно сделать, не сомневайся.

— Дора, нам не нужна помощь такого рода. Мы с Лаз согласны с ним.

— Да, это так. Но вы не спросили моего мнения. А я не леди и никогда не была ею. Вот что, старичина-молодчина, ты знаешь — мне безразлично, что вы там друг с другом делаете, совсем безразлично… разве что забавно слышать, как вы урчите и взвизгиваете. Но ты скверно обошелся с моими сестрицами. Лор и Лаз говорили, что ты не можешь предпринять свое путешествие без их помощи. Однако они оказались порядочными. А вот я не порядочная, без моей помощи никто не может совершить путешествия во времени. Да если я объявлю забастовку, вы даже до Тертиуса не доберетесь. Или сумеете?