— Я хотела бы принять участие только во второй — для работников виноградников, ибо не уверена, что мадам де ла Таль захочет видеть меня на балу.

— Этого хочу я, а значит, так тому и быть. Моя дорогая мадемуазель Лоусон, я — хозяин замка. И мое положение может изменить только моя смерть.

— О, я не сомневаюсь в этом, — ответила я.

— Вот и замечательно. А теперь не смею вас более задерживать. Я вижу, как вам не терпится вернуться к своим картинам.

И он ушел, оставив меня в замешательстве и породив во мне ощущение, что меня все глубже и глубже затягивает в зыбучие пески, вырваться из которых с каждым днем становится все труднее и труднее. Не затеял ли граф этот разговор только для того, чтобы предупредить меня об опасности?

Граф и Филипп уехали в Париж на следующий день после страстной пятницы, а в понедельник я отправилась навестить Бастидов. Ив и Марго играли в саду. Они увидели меня и тут же позвали посмотреть пасхальные яйца, которые нашли в воскресенье — какие в доме, какие за его пределами; их было столько же, сколько и в прошлом году.

— Вы, наверное, не знаете, мадемуазель, — сказала Марго, — что церковные колокола летают для благословения в Рим, а по дороге роняют яйца специально для того, чтобы потом их могли найти дети.

Я созналась, что никогда об этом раньше не слышала.

— У вас в Англии нет пасхальных яиц? — изумился Ив.

— Есть… но в качестве подарков.

— Эти яйца тоже подарки, — сказал он. — Колокола в действительности их не роняют. Но мы же их находим, видите? Хотите одно?

Я сказала, что с удовольствием отнесла бы одно яйцо Женевьеве, которой такой подарок доставит радость. Яйцо было тут же тщательно завернуто и торжественно вручено мне. Я сказала детям, что теперь повидаюсь с их бабушкой. Они обменялись взглядами.

— А ее нет… Она ушла…

— С Габриэль, — добавила Марго.

— Тогда приду к ней в следующий раз. Что-нибудь случилось?

Дети пожали плечами, и тут я увидела их служанку Жанну, которая возвращалась с реки, неся корзину с бельем.

— Добрый день, Жанна, — сказала я.

— Добрый день, мадемуазель.

— Я заходила к вам, но не застала мадам Бастид дома.

— Она пошла в городок.

— Но она так редко выходит из дома в такое время дня.

Жанна кивнула и усмехнулась:

— Будем надеяться, что все в порядке.

— А у вас есть основания думать, что что-то не так?

— Да у меня самой есть дочка.

Я страшно удивилась и подумала, что, по-видимому, не совсем правильно поняла ее, ибо она говорила на местном наречии.

— Вы имеете в виду мадемуазель Габриэль…

— Мадам очень расстроена, и я знаю, что она повела мадемуазель Габриэль к врачу. — Жанна воздела к небу руки. — Я молю всех святых, чтобы все обошлось, но, когда играет молодая горячая кровь, всякое может случиться.

Я не могла поверить в то, на что намекала Жанна, и спросила:

— Надеюсь, у мадемуазель Габриэль ничего инфекционного?

Я оставила ее улыбаться про себя моей наивности и отправилась дальше. Но беспокойство заставило меня на обратном пути в замок еще раз заглянула к Бастидам.

На этот раз мадам Бастид была дома. Она выглядела расстроенной и грустной.

— Я, наверное, не вовремя? — спросила я. — Лучше я пойду…

— Нет, не уходите. Все равно все скоро узнают… и потом я знаю вашу порядочность. Садитесь, Даллас.

Она сама тяжело опустилась в кресло. Я последовала ее примеру в полной растерянности. Мадам Бастид после долгого молчания наконец произнесла:

— И чтобы такое произошло в нашей семье?!

— Габриэль?

Она кивнула.

— Где она?

— Наверху, в своей комнате. Не говорит ни слова… такая упрямая…

— Она больна?

— Больна… Если бы! Все, что угодно, только не это! Я бы никогда не поверила, что такое может случиться. Она не из тех девиц, которые привыкли шляться. Всегда была такой тихой и смирной девочкой.

— Может быть, все можно уладить?

— Надеюсь, но страшно боюсь, что Жан-Пьер ужасно разозлится на нее, когда узнает.

— Бедная Габриэль! — прошептала я.