Наверное, это и впрямь утопия: соединить в одно целое партийную обособленность и дисциплину, практически неизбежную, как говорят, по определению, и демократию, когда не вожди управляют народом, а он диктует вождям нормы и принципы большой политики.

Наивно думать, что самым демократическим голосованием можно решать: что есть Истина, какая дорога действительно ведет к Храму.

Да такой возможности и не предусмотрено партийным уставом, который, как непременно выясняется, для вождей организации — превыше всего, но — не указ.

Вот пример из теперь уже давнего прошлого. На одном из партийных съездов, если не ошибаюсь, на ХVI, был принят устав ВКП (б), в котором самым большим проступком коммуниста (сиречь большевика) считалась неискренность перед своей Контрольной комиссией, которые созданы были “от Москвы до самых до окраин” с весьма благородной целью — не допустить, чтобы члены правящей партии использовали свое положение в личных, тем более корыстных, целях.

А такое случалось, о чем говорилось в политическом отчете ЦК еще на VIII съезде, особенно при переделе “буржуинской” собственности, вплоть до подушек и перин из богатых домов и усадеб свергнутых революцией прежних хозяев жизни. Это, впрочем, описано, и достаточно сочно, в художественной литературе — у Андрея Платонова, Михаила Булгакова, например, и у Михаила Шолохова: помните сцену из “Тихого Дона”, когда взбудораженные конники “воюют” с сундуками в богаческой усадьбе, примеряя на себя панталоны с ажурными кружевами, явно не мужского назначения?..

В начале 20-х затеяли даже дискуссию: совместимы ли партийные устремления с нормами общежитейской морали? В “прениях” приняли участие Н.К. Крупская, А.В. Луначарский, другие видные деятели компартии. А верховным арбитром выступал большевик Арон Сольц, которому кто-то присвоил неформальное звание — “совесть партии”.

У меня, скажу честно, нет ни малейшего желания копаться в биографии этого приснопамятного деятеля. Но я — на всякий случай — пролистал “Биографический словарь” “Политические деятели России. 1917”, где, увы, не нашел ни строки о замечательном борце за превосходство партийной целесообразности над общечеловеческой моралью. В моей домашней библиотеке хранилась, кажется, книжка об этой исторической дискуссии, но как найти ее в тысячах книг? Когда-нибудь, возможно, подвернется под руку…

Ограничусь эпизодом, рассказанным (или придуманным) Юлианом Семеновым -Ляндресом, сыном известного журналиста и редактора “Известий” (главы его “Ненаписанного романа” опубликованы в перестроечное время на страницах “Вечерней Москвы”). Так вот совесть партии Арон Сольц, будучи членом Президиума всесильной организации -Центральной Контрольной Комиссии (на всякий случай пишу все слова ее названия с большой буквы), а заодно и членом Верховного суда, вполне демократически — задолго до Ельцина — ехал на работу, пользуясь общественным транспортом, проще говоря — трамваем. А тот трамвай был битком забит несознательной рабоче-служащей массой, да еще на каждой остановке, как писал Ю. Семенов, в него старались пробиться все новые и новые настырные пролетарии. Тщедушному Арону Сольцу, вполне естественно, места в переполненном трамвае не нашлось. Да еще так случилось, что один неотесанный гражданин долбанул локтем “совесть партии”, отчего та (или тот) так и осталась на тротуаре. Впрочем, вместе с невежливым гражданином, которому А.А. Сольц, член РСДРП с 1898 года, мертвой хваткой вцепился в одежонку и держал его будто Марат или Робеспьер главного врага народа во время Великой французской революции.

Поблизости от остановки дежурил милиционер или красноармеец, к которому Сольц и приволок трамвайного злоумышленника.

— Я — Сольц, — сказал разъяренный Арон. — Он вытолкнул меня из трамвая. Я могу опоздать на работу. Я приказываю его арестовать.

Человек с ружьем, явно рабоче-крестьянского происхождения,не знал, кто такой Сольц и почему он ему приказывает. Но решил проявить здравомыслие и сказал несознательному пассажиру:

Товарищ жид, конечно, прав. Надо вести себя хорошо, не толкаться локтями.

Тут Сольц вообще выскочил из себя.

— Где тут отделение милиции? Проведите меня к начальнику!

Послушный нижний чин отвел его в отделение народной милиции.

— Дайте мне телефон! — завопил Сольц, когда его принял начальник отделения. — Я буду звонить Дзержинскому.

— Извините, — сказал милицейский начальник. — Феликс Эдмундович — наш нарком, и я не могу позволить, чтобы любой человек, с которым невежливо обошлись на трамвайной остановке, звонил ему по такому ничтожному поводу.

Я не любой, — взвился разгневанный Арон. — Я Сольц!

В конце концов ему дали позвонить. Дзержинский выслушал взбудораженную “совесть партии”. Через час-полтора, как свидетельствует Юлиан Семенов, на место происшествия прибыли люди Дзержинского, начальник отделения был арестован и препровожден по соответствующему маршруту, а само отделение — закрыто и опечатано, и даже окна здания забиты некрашенными деревянными рейками, как это делалось позже, во время Великой Отечественной войны по соображениям безопасности…А Сольц впоследствии занимал ответственные посты в Прокуратуре СССР и дожил до 1945 года.

Возможно, — в деталях — я перепутал кое-что из когда-то давно прочитанного текста, но суть — за это ручаюсь — изложена верно.

Вообще-то КПК — и на верхних ее этажах, и на местном уровне — учреждение чрезвычайно занятное. Те, кто ее, эту Контрольную Комиссию, создавал, наверняка очень хорошо знали историю Инквизиции (опять же — из трепета — пишу страшное слово с большой, то есть прописной буквы). У Инквизиции был основополагающий принцип: если задержанный — по доносу — еретик не признает, даже под пытками, своей вины и прегрешений, значит, он закоснел в своем неверии и грешен, безусловно. А потому подлежит дальнейшему истязанию и суровому наказанию, что на тогдашнем языке больших и малых инквизиторов-торквемад означало изощренные пытки и мучительную смерть на костре. Ему, мнимому еретику, подсказывали выход, который мало кому приносил избавление от мук и смерти, но был чрезвычайно пригоден инквизиторам: от обреченного на казнь требовали донести на кого-нибудь другого, на кого уже положили глаз кровожадные мучители, усердно выполняющие план по изничтожению еретиков и пополнению божественной казны. Начиналась цепная реакция, остановить которую было практически невозможно…