Наивно предполагать, что в редакции главной партийной газеты не нашлось ярких сторонников августовской контрреволюции, попытавшихся взять власть над “Правдой”. Был незамедлительно создан редакционный совет, перехвативший полномочия прежней редколлегии, куда из нее вошли первый зам Фролова Геннадий Селезнев, редактор “Правды” по науке Владимир Губарев, а также шеф местных корреспондентов Владимир Федотов и рядовые сотрудники, до времени скрывавшие свой демократический окрас: Андрей Тарасов, Стас Оганян, Татьяна Самолис и кто-то еще (уже не помню). По отношению к нам они вели себя как победители. Я был определен главным ответчиком за проводимый прежней редакцией «“Правды»” опозоренный “путчем” коммунистический курс.

Когда, после собрания, избравшего главным Геннадия Селезнева (напомню: И.Т. Фролов находился на лечении за границей в ФРГ.), редактор отдела соцстран Борис Аверченко высказал скромное суждение по содержанию текущего номера, В.С.Губарев категорично одернул его: не забывайте, что власть в редакции не у редколлегии, а у редсовета. Да и ранее, на собрании журналистского коллектива (если не ошибаюсь, 26 августа), Губарев попросил слово вне очереди — в связи с тем, что его ждут Александр Николаевич Яковлев и Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе… Чем закончилась встреча и была ли она вообще — мне до сих пор неизвестно. Да и неинтересно.

Тогда я только что — досрочно — вернулся из “райской поездки” по Волге на бывшем “цековском”, а теперь — коммерческом теплоходе “Русь” и не очень хорошо представлял себе, что в те роковые дни творилось в редакции. Хотя каждый день из разных волжских городов звонилСелезневу или Саше Черняку, тогда — ответственному секретарю “Правды”. Наконец, из Казани я уехал поездом в Москву, чувствуя себя абсолютно выпотрошенным и опустошенным, и думал об одном: где я найду работу? Планировал даже создать надомное агентство “ИКС” — “Информация, Комментарии, Сообщения”, прикидывал, где достать факс, как организовать работу частной информационной службы. Еще один вариант: газета “Гудок”, которой руководил тогда Юра Казьмин, наш правдист и мой старый товарищ.… Это был момент, когда я, что называется, дрогнул и хотел навсегда уйти из “Правды” и из политики.

Я-то и теперь считаю, что журналистика, как и литература, должны быть если не вне политики вообще-то — по крайней мере — участвовать в ней особым образом. Журналистика — этоспособ добывания и передачи информации, и ее политическая роль измеряется степенью правдивости этой информации, не более того. Разумеется, это — в теории . А на практике.…Только дикие лошади и кошки могут гулять сами по себе; объезженная лошадка покорна узде и шпорам всадника…

В августе 91-го я решил, что сам Бог диктует мне переменить избранную дорогу.

Но жизнь рассудила иначе. Геннадий Селезнев предложил мне вести третий номер возобновленной “Правды”. Андрей Тарасов, Стас Оганян да и другие “триумфаторы” пытались отстранить “одиозного” Ильина от возвращения в руководство “Правды”. Эти попытки не удались. Я был назначен руководителем политологического направления в ранге зама главного редактора. В наше направление влилось несколько отделов, около 20 человек.

Редсовет, поначалу пытавшийся командовать парадом, потихоньку захирел. Через два-три месяца его основные закоперщики покинули “Правду”. Они, кажется, поняли, что их час миновал, что газетой должны управлять не митинговщики, а профессионалы.

Теперь еще об одном, для меня принципиальном, моменте.

Нас, конечно, пытались сделать козлами отпущения, носителями зловредного вируса консерватизма, идейными пособниками “путча”. Заманчиво выглядела в этом свете моя неудачная заметка в номере от 19 августа 1991 года — в день пресловутого выступления гэкачепистов. Я уже писал, что А.Н. Яковлев не преминул разнести ее в одной своих речей на революционно-демократическом митинге в Москве. В редакции тожепытались меня заклеймить как консерватора и ретрограда. О грубых приемах в отношении безупречных демократических лидеров говорил на собрании журналистов “Правды” Олег Матятин, талантливый и совестливый журналист, тогда — редактор отдела школ… Что же, всему свое время.

На крутых изломах очень немногим людям дано абсолютно безошибочно оценить ход событий. Я — не исключение из правил. Как и мои коллеги. Вот лишь маленький штрих. Когда из “Матросской тишины” вышли ее политические узники, почти все они по очереди становились гостями редакции “Правды”. В том числе и Олег Семенович Шенин. Самый жесткий допрос учинен был ему Володей Ряшиным, тогда еще заместителем главного редактора “Правды”, ее ответственным секретарем. Тон ответ секретаря показался мне недопустимо резким. Каково же было мое удивление, когда бывший узник “Матросской тишины” Олег Семенович сделался вдруг ревностным сторонником “Правды — пять” во главе с В.Ф. Ряшиным и поддерживал ее до самой “кончины” этой странной газеты…Пути Господни неисповедимы. (С апреля 2003 года Владимир Федорович вновь возглавил секретариат нашей “Правды”, над которой немало поиздевались в свое время “греческая” “Правда-5”. Что ж, это лишнее доказательство: журналистика — профессия , ремесло, а не система взглядов и убеждений).

…Смута августа 91-го положила начало дальнейшим разборкам в редакции. Внутренние напряжения, которые копились десятилетиями, взорвали единый до поры до времени коллектив. Многие люди, занимавшие прежде солидные посты, привыкшие, с одной стороны — командовать, с другой — бдеть и не пущать, потеряли уверенность в своей властной правоте, а кроме нее, этой уверенности в освященном штатным расписанием праве приказывать и запрещать, у них ничего за душой не оказалось. Другие — те, кто когда-то пришел в “Правду” использовать ее почти неограниченные возможности для устройства своих личных дел, потеряли всякий интерес к падающей в цене, да еще и опальной газете. Выжили те правдисты, которые и в былые времена, не робея, упрямо лезли на рожон, воевали с партгосноменклатурой, с дуростью партийных начальников разных рангов и их еще более вредоносных чиновников-холуев, кто, перефразируя К.С. Станиславского, любил не “Правду” в себе, а себя в “Правде”.