Ему вдруг захотелось оградить ее от чего-то, предупредить. Приличным женщинам опасно целоваться с маркизом Рэнноком. Неужели она этого не знала? Ну конечно, не знала. Откуда ей знать? Он вернулся в Чатем, чтобы объяснить все, признаться в грехах, но пока не смог этого сделать. Поэтому добропорядочная мисс Стоун имела все основания думать, что целуется с обаятельным и честным Эллиотом Робертсом.

Эллиот давно заметил, что большинство женщин, с такой готовностью согревавших своим телом его постель, старались потом, чтобы их не увидели в его обществе. Однако вот она, Эванджелина, стоит, крепко держа его за руку, и с улыбкой смотрит в его хмурое лицо. И он уже знал, что кожа у нее пахнет лавандой, а волосы шелковистые на ощупь. Проклятие! Он не должен был знать такие подробности. Не должен, но хотел.

— Мистер Робертс, — окликнула его Эви, — можно попросить вас об одном одолжении: не могли бы вы называть меня по имени, когда мы одни?

«Когда мы одни». Эти слова имели глубокий смысл. Эллиот кивнул. Потом, сообразив, что требуется ответить как-то по-другому, быстро прикоснулся губами к ее лбу.

— Конечно, Эванджелина, — решительно ответил он, — а вы меня зовите просто Эллиот.

Эллиот уже давно перестал удивляться методам обучения, которые использовались в классной комнате Чатем-Лоджа. Уроки там представляли собой причудливую смесь откровенных бесед, непринужденных обсуждений, прогулок по окрестностям и оживленных споров. На стенах и дверях классной комнаты висели карты всех государств, причем некоторые из них были даже неизвестны Эллиоту. На полках, обрамляющих стены, стояли толстые, роскошно переплетенные книги с такими названиями, как «Анализ прикладной тригонометрии», «Иллюстрированный сравнительный анализ этрусской римской архитектуры», «Подробное исследование византийской культуры и литературы». И это были только те книги, названия которых он смог прочитать. Тома книг на иностранных языках были еще более устрашающего объема, но и они, судя по их виду, неоднократно читались. Этот дом был поистине жилищем интеллектуалов! Эллиот, которому отец не позволил получить университетское образование, опасаясь «тлетворного влияния» просвещения, был поражен и заинтригован.

Вместе с мальчиками мистер Стокли обучал и двух девочек математике, греческому языку, латыни и естественным наукам. Когда Эллиот удивился столь нетрадиционной программе обучения для девочек, Эванджелина сказала в ответ, что образованная женщина может изобразить из себя невежественную глупышку, если того потребуют обстоятельства, тогда как женщина невежественная так и останется всего лишь невеждой, и Эллиот был вынужден признать, что она права.

Приехав в Чатем-Лодж во второй раз, Эллиот узнал, что миссис Уэйден была прежде гувернанткой Эванджелины и приехала во Фландрию, чтобы дать старшей дочери Максвелла Стоуна подобающее английской девушке воспитание. По настоянию матери Эванджелины программа образования была существенно расширена за счет изучения искусства, архитектуры и иностранных языков. Однако гувернанткой веселая и жизнерадостная Уинни пробыла недолго, выйдя замуж за делового партнера Стоуна Ганса Уэйдена. Но и после этого она осталась другом семьи и компаньонкой Эванджелины.

Эллиота уже не удивило, что высокообразованный мистер Стокли приходится дальним обедневшим родственником Уинни. Этим родством, видимо, и объяснялось то, что Стокли считался как бы членом семьи, хотя жизнерадостный клан Стоунов — Уэйденов гостеприимно распахивал свои объятия даже незнакомцам с улицы. Разве не таким путем он сам попал в этот дом?

По традиции в пятницу перед ужином мистер Стокли открывал дверь, соединяющую классную комнату с помещением студии, где у каждого ученика была картина или этюд, над которыми они работали под руководством Эванджелины. Эллиот, которому предложили понаблюдать за работой, предпочел сыграть партию в шахматы с мистером Стокли.

В ожидании Эванджелины Эллиот не спускал глаз с двери, ведущей в классную комнату. Когда наконец оттуда выскочил Тео и, стрелой промчавшись по коридору, выбежал в сад, Эллиот, извинившись, прервал игру. Войдя в студию, он увидел девочек, горячо обсуждавших какую-то деталь в картине Николетты. Фредерика, наклонившись вперед, нечаянно задела рукавом банку с темно-синей краской. Краска выплеснулась на стол и на пол, образовав лужу.

Фредерика была готова расплакаться, но Эванджелина, опустившись на колени, начала успокаивать девочку:

— Это пустяки, Фредерика. Ничего страшного не случилось. Все равно краска была слишком мрачного оттенка и я собиралась ее выбросить.

Эванджелина так и не заметила стоявшего в дверях Эллиота. Успокоив Фредерику, она попросила Николеггу помочь малышке переодеться к ужину. А сама отправилась за Полли и Тесс, чтобы те навели порядок после этого маленького происшествия.

Студия опустела, и Эллиот вернулся в классную комнату ждать возвращения Эви. Он надеялся уговорить ее прогуляться в саду перед ужином. Хотя она не казалась смущенной тем, что произошло между ними, Эллиоту хотелось убедиться, что так оно и есть. А вдруг у нее появились сожаления или возникло чувство вины? Или, может быть, благодаря этому поцелую в ней разгорелось желание?

В любом случае он должен был как-то успокоить ее. Разброс возможных вариантов был очень широк. Он мог, например, пообещать никогда больше не прикасаться к ней, но мог и затащить в кусты рододендронов и тут же заняться с ней любовью. Эллиот понимал, что готов сделать что угодно, лишь бы как можно дольше оставаться частью жизни Эванджелины Стоун.

Его мысли прервал звон металла о каменные плиты. Подойдя к приоткрытой двери, Эллиот увидел Тесс, одну из служанок, которая принесла ведро с мыльной водой. Достав из кармана тряпку, она принялась смывать пролитую краску с поверхности стола. Тем временем Полли, самая сварливая из служанок, как успел заметить Эллиот, опустилась на колени и начала соскребать краску с пола.

—Проклятый чертенок! — злобно шипела она под столом, остервенело шаркая щеткой по каменным плитам. — Да при этом еще мерзкая иностранка! Нельзя заставлять честную английскую служанку убирать за…

— Замолчи, Полли! — прервала ее Тесс. — Не лезь на рожон! Девочка сделала это нечаянно. Она еще маленькая.

— Ну как же, как же! — не унималась взбешенная Полли. — Побочный ребенок какого-то дворянина! Осиротевший в войну проклятый португальский ублюдок!