Шрифт:
Майлз поднял на нее глаза.
— Ты думаешь, взаимного притяжения достаточно для счастливого брака? Ты уверена, что из этого чувства разовьется любовь? А если нет? Тогда, стало быть, мы просто обречены влачить тягостное существование?
Регина окинула внука полным сочувствия взглядом.
— Майлз, никто, кроме тебя, на эти вопросы не ответит. Тем не менее хочу тебе напомнить старую истину: счастья в бесчестье не бывает. Ты — потомок благородных людей, которые носили фамилию Уэлсли и ставили свою честь превыше всего. Это давняя и рыцарская традиция, которая, я уверена, найдет отклик в твоем сердце.
Майлз хмуро кивнул и вслух добавил:
— Это все, конечно, прекрасно, но мне, прежде чем принять решение, все-таки хотелось бы посоветоваться с отцом.
— Думаю, тебе удастся это сделать, — сказала с улыбкой Регина. — Я получила депешу от твоих родителей. Они сошли на берег в Ливерпуле и в пятницу уже будут здесь.
Впервые за все время разговора Майлз расплылся в широкой счастливой улыбке.
— Великолепно! Надеюсь, мы можем отложить решение вопроса до приезда моих родителей?
— Думаю, можем, — ответила Регина, — однако же не следует и затягивать с ответом. Пообещай мне, ради спокойствия Фионы Пемброк, обсудить этот вопрос с отцом в первую очередь, отложив на время разговоры о погоде, лошадях и видах на урожай…
Майлз ухмыльнулся и дал клятву, что заговорит о браке с Викторией в ту самую минуту, когда отец выберется из экипажа.
Поцеловав бабушку в щеку, он торопливо вышел из библиотеки, смутно радуясь, что непростое объяснение со старой виконтессой наконец закончилась.
Когда Майлз прикрыл за собой дверь, Регина откинулась на спинку кресла, сцепила на коленях пальцы и предалась размышлениям.
«Если ты полагаешь, мой мальчик, что отец позволит тебе ускользнуть от ответственности, — думала она, — то можешь на это не рассчитывать. Уж мне ли не знать своего сына? Хотя Джеймс и живет сейчас в Америке, он британец до мозга костей, а уж британцы убеждены, что с женщинами надо поступать честно».
Регина нисколько не сомневалась, что Джеймс одобрит ее планы насчет женитьбы Майлза. Оставалось надеяться, что Фионе тоже удастся преуспеть и склонить к этому браку Викторию.
— Если ты попытаешься принудить меня к замужеству, предупреждаю: я убегу. Клянусь, я это сделаю!
При этих словах глаза Виктории полыхнули мрачным огнем, а лицо обрело упрямое выражение. В ответ бедная Фиона только тяжело вздохнула, но, с минуту помолчав, возобновила атаки на несокрушимые, казалось, позиции падчерицы:
— Виктория, как ты не понимаешь, что иного выхода нет? Даже если ты и убежишь — где будешь жить, что станешь делать? Хочешь — не хочешь, а выйти за Майлза тебе придется. Этого требует семейная честь.
— Опять эти рассуждения о долге и семейной чести… Надоело! — бросила Виктория. — Замуж за него я не выйду, и уговаривать меня бесполезно.
— Но как быть со слухами, которые распространяет о тебе Хэррисон Гилфорд? Они порочат не только тебя, но и нас. Ты что же — хочешь, чтобы твое упрямство навлекло позор на всю семью?
— Если Гилфорд и говорит мерзости, то только обо мне, а я на его грязные измышления плевать хотела! С какой стати вы-то все разволновались? Господи боже мой, Фиона, ты ведь с близняшками уезжаешь в Америку — почему тебя так заботят слухи, которые распространяет обо мне Гилфорд?
— Виктория, я просто не в силах поверить, что все это говоришь ты! Ведь ты же знаешь, как я тебя люблю. Неужели ты думаешь, что я уеду в Америку, а тебя оставлю разгребать всю эту грязь?!
— Думаю, в твои намерения это не входит, — сказала Виктория, — а потому мне ужасно стыдно, и я прошу у тебя извинения за непослушание и упрямство. Но как бы то ни было, замуж за Майлза Уэлсли я не выйду.
— Ты его не любишь? — спросила Фиона.
Виктория с минуту помолчала, обдумывая вопрос мачехи.
— Не знаю, Фиона. Ничего-то я не знаю. Какие-то чувства я к нему испытываю — только я не уверена, что это любовь. Полагаю, это скорее плотское влечение — это-то меня и пугает.
— Пугает? Но почему?
Виктория скомкала носовой платок и пробормотала:
— Потому что Майлз пробудил во мне чувства, какие, на мой взгляд, уважающая себя леди испытывать не должна.
— Но ведь в этом ничего худого нет, Тори, — сказала Фиона, у которой вновь вспыхнула надежда. — В чувствах такого рода, хочу я сказать. Более того, я думаю, что это неплохое начало.