Кату свою я тоже любила. Однако не по злобе, а для профилактики непослушания, бывало, брала кошку и садилась с ней на пол посреди большой комнаты. Кату за хвост – и ну таскать вкруговую по паласу! Она притормаживала когтями, шипела, уши прижимала к голове – пыталась меня пугать. А я не боялась, знала, что Ката меня любит и я ее, замечу, тоже.

В психиатрии есть такое понятие «детская жестокость». Как это вяжется с витаминами для души, честно говоря, не знаю.

– Кеша, если нагадишь в углу, побью сильно, – предупредила я кота, стряхнув воспоминания.

Кеша недобро мяукнул и уселся на запретной линии. Все-таки передумал заходить в комнату. Но я знаю, что стоит мне закрыть за собой дверь, он туда проникнет, принюхается, замурчит победно и начнет гарцевать на диване. Запустит когти в цветную обивку, а потом ошкерится и – одним прыжком в угол, за тумбочку с телевизором, где клубятся провода. И блаженно и мстительно сделает свое черное дело.

В поликлинике на удивление малолюдно. Мы заняли стулья перед кабинетом психоневролога, который должен проверить общее развитие нашего мальчика, ждем. Антон ударился в рассуждения:

– Какой-то он у нас… Стихов не знает. Гриша, расскажи папе стишок.

Ребенок сразу начал беситься – ложиться животом на стулья, корчить рожицы: явно стих рассказывать не желает.

– Гриша, давай вместе, – сказал Антон. – «Оторвали мишке лапу…»

– Мишке оторвали лапу!

– Оторвали мишке лапу… – строго поправил Антон. – Потом… это… Вдруг упала шишка, прямо…

Замечательно! Я буду молчать, не надо мешать Антону исполнять родительский долг. Однако вопрос «почему у нашего сына не очень хорошая память» у меня лично никогда не возникал.

После пяти минут отчаянных попыток Антона вспомнить стихотворение про мишку, я все-таки выдала ориентиры:

– Там еще «досточка кончается», и мишка навернулся.

Антон немедленно уничтожил меня взглядом. Понял все-таки, что издеваюсь. Может, стоит сейчас спросить его насчет лахудры?

Женщина-психоневролог сначала заполняла форму. Много вопросов о моей беременности, о родах, о развитии Гришки и о нас, родителях, разумеется, тоже.

– Отец, вы здоровы?

– Гм… Как вам сказать… – задумался Антон.

Доктор покивала головой.

– Ясно… – Пишет что-то. – Мать, вы здоровы?

Хороший вопрос от специалиста, который занимается психическим здоровьем. Это уж как посмотреть. С точки зрения многих, я… э… не совсем обыкновенная. К тому же я по непонятным мне самой причинам украла в немецком магазине сову-колокольчик.

– Мама, вы здоровы? – повторила доктор.

– Что вы имеете в виду?

– Понятно, – наморщила лоб психоневролог.

Наконец она отложила бумаги и обратилась к Гришке:

– Малыш, скажи мне, пожалуйста, кто старше: ты или мама?

– Папа, – подумав, ответил Гришка.

– Тоже верно, – кивает дама головой.

Показав ребенку картинки из старого альбома и выяснив у него, что там за зверюшки, доктор переходит к больной теме, к стихам.

– Гриша, а ты стишки знаешь?

– Да.

– А про мишку, которому оторвали лапу?

– Да.

– Расскажи мне…

– Там был еще мишка, и такая лапа, и ее оторвали, потому что он хороший!

Слава Богу, Антона не попросили про медведя-инвалида прочитать, вот уж где опозорились бы.

– Н у, что я могу сказать, интеллект у ребенка в норме, – подвела итог доктор. – Пройдите теперь к логопеду, номер кабинета вам скажут в регистратуре. – И дала Гришке на прощанье круглый леденец в прозрачной обертке.

Выяснив у пожилой дамы в регистрационном дупле, в каком кабинете принимает логопед, я вернулась к круглому журнальному столику с рекламками лекарств, где оставила Антона с Гришкой, и увидела идиллическую картину. Возле столика на корточках сидит красивая брюнетка с длинными, почти до пояса, волосами. Она обнимает своего ребенка, ровесника Гришки. Ее малыш крепко сжимает в кулачке конфету, которую только что дала нашему чаду докторица. Брюнетка улыбается, мой муж – весь в распушенных павлиньих перьях, мой сын обиженно поджал губы. Я, не без внутреннего злорадства, нарушаю идиллию:

– Пойдемте, нам пора. К логопеду опоздаем…

– Нам пора, – игриво говорит брюнетке Антон. – К логопеду опоздаем.

Только мы отошли от столика, Гришка обиженно спросил:

– Мама, зачем мы отдали конфету мальчику?

– Гриша, мальчик был очень грустный… Если бы мы не дали ему конфету, он бы заплакал, – встрял муж.

Гришка не удовлетворился:

– Мама, почему мы отдали конфету мальчику?

Антон опять не дал мне ответить:

– Потому что ты не жадный, надо делиться!