— Обождите пару минут, Герберт, и я буду располагать неограниченным временем для беседы с вами, — попросил Аттолико.

— Конечно, конечно, Бернардо, — успокоил его Дирксен. Вдруг в кабинет Аттолико прошел помощник и срочно вызвал к телефону… Вскоре немецкий гость был приглашен к возбужденному послу, и тот взволнованно выпалил:

— Мне только что звонил Чиано и сообщил, что приняты решения, чреватые войной с Польшей. При этом исходят из того, что Англия не вмешается. Но это же не так!

— Да, — согласился Дирксен, — но не может быть, чтобы в Берлине и Риме этого не учитывали.

— Нет-нет, вы обязаны их предупредить!

— Как раз собираюсь представить соответствующий доклад.

Даже это Аттолико не успокоило. Он был по-прежнему взволнован, спешил, и через пять минут гость и хозяин друг с другом распрощались…

В Москве тоже готовились вежливо прощаться — с английской и французской военными делегациями. В Москве уже ждали Риббентропа…

22 АВГУСТА все и так быстро происходящие события слились в нечто вообще калейдоскопическое… В утреннем выпуске «Известия» (как официоз правительства, а не партии) сообщили о близком приезде в Москву Риббентропа. В Лондоне из-за разницы во времени это сообщение было получено 21-го поздно вечером и вызвало, как доносил в Москву полпред Майский, «величайшее волнение в политических и правительственных кругах»…

«Чувства были разные —удивление, растерянность, раздражение, страх, — писал Майский, — Сегодня утром (22-го. — С. К.) настроение было близким к панике… Ллойд-Джордж настроен хорошо: он находит, что Советское правительство проявило даже слишком много терпения в переговорах с Англией и Францией. Он ждал нашего удара раньше…»

22-го маршал Ворошилов имел беседу с главой французской военной миссии генералом Думенком и сказал ему прямо:

— Прошло одиннадцать дней, и вся наша работа за это время сводилась к топтанию на месте… Позиция Польши, Румынии, Англии неизвестна…

— Я согласен с вами, — это все, что мог сказать француз в ответ. И он повторял это раз за разом, переливая по сути из пустого в порожнее…

Но старался генерал зря… Уже через день он начнет паковать чемоданы, как и его неудалый коллега адмирал Дракс.

22-го же августа посол Франции в СССР Наджиар направил министру иностранных дел Боннэ телеграмму, в начале которой сообщал:

«Агентство Гавас получило разрешение от советской пресс-службы опубликовать следующее:

«Переговоры о договоре о ненападении с Германией не могут никоим образом прервать или замедлить англо-франко-советские переговоры. Речь идет о содействии делу мира: одно направлено на уменьшение международной напряженности, другое — на подготовку путей и средств в целях борьбы с агрессией, если она произойдет».

Я рекомендую комментировать если не точно в этих терминах, то, по крайней мере, в подобном духе и с самым большим спокойствием…»

Однако о спокойствии речи уже не было… Что могло снять напряженность? И кто ее мог снять?

Напряженность могли снять два события…

Первое решало бы вопрос кардинально и обеспечивало бы Европе прочный мир. Это произошло бы в случае согласия Польши на включение Данцига в состав Германии и согласия на, как минимум, экстерриториальные коммуникации через «Коридор». Хотя, надо заметить, честнее было бы провести внутри «Коридора» референдум по вопросу о том, в составе Польши или рейха желает быть само его население (Гитлер и такой вариант предлагал). Да и в Силезии с Познанью такой референдум был бы и не лишним, и справедливым. Как-никак благодаря Версалю в «германской» Польше проживало полтора миллиона человек.

Вторым, хотя и менее кардинальным, но тоже стабилизирующим событием могла стать громко заявленная готовность Польши в случае вторжения Гитлера немедленно и безоговорочно принять советскую военную помощь в рамках англо-франко-советского соглашения, заключение которого фактически блокировала позиция Лондона (читай — Вашингтона), а формально — как раз позиция Варшавы (тоже, впрочем, читай — Вашингтона)…

Гитлер был полон решимости решить «польский» вопрос силой до осени 1939 года и был прав. Вермахт изготовился, он — тоже, Европа была в идейном разброде, и «тянуть резину» до 1940 года или еще дольше было бы со стороны Германии просто глупо.

Но при переориентации Польши на гарантии СССР Гитлер сталкивался бы в случае нападения на Польшу уже не с коварными французами, много обещающими и часто предающими, не с лидерами типа Даладье, Боннэ и прочей политиканской швалью, а с державой, слов на ветер не бросающей, и с лидером, покрупнее и порешительнее его — фюрера, самого… И тут надо было бы и задуматься…

Фюрер и задумался бы…

То есть на второй вопрос о том, кто мог снять напряженность и спасти ситуацию, ответ был один — поляки. Но это был ответ без реальной базы. Власть имущие поляки сами вели Польшу на заклание золотому долларовому тельцу, который — в отличие от своих собратьев по крови и плоти — никогда не становился объектом жертвоприношений, но всегда — их субъектом…