Да, его первоочередная забота – обеспечить выполнение намеченной программы, защитить то, что останется после него. Даже ценой собственной жизни. Было бы глупо приносить первое в жертву второму. Если его смерть откроет новую эру, эру свободы и демократии, к чему он страстно стремится, то так тому и быть – лишь бы хватило мужества достойно ее встретить. Впрочем, в данный момент достижению цели он мог бы содействовать скорее живой, чем мертвый, и это не было пустым тщеславием. Да и какое тщеславие, если есть «хитрый крестьянин». Его острого языка побаивались все, шепчась втихомолку, что язык-то острый оттого, что его слишком долго приходилось прикусывать. Так или иначе, но старик действительно никого больше не боялся.

Председатель обвел взглядом собравшихся за черным лакированным столиком – знакомые лица со знакомым озабоченным выражением.

Особенно угрюмым выглядел в это утро Сяо Тань, шеф Второго управления Министерства государственной безопасности.

– Есть новая информация, – сказал он.

– Достоверная или просто новая? – беспечно поинтересовался Председатель.

– Боюсь, и достоверная, и новая. – Товарищ Сяо был явно не расположен шутить, но, впрочем, он вообще отличался серьезностью. Достав из тонкой папки несколько фотографий, контрразведчик показал их Председателю, потом раздал другим.

– На снимке человек, известный нам как Таркин. Фотография была сделана в Канаде, на встрече министров стран «Большой семерки». Обратите внимание на запись времени – через несколько минут был убит один из членов европейской делегации. Курт Золлингер. Наш друг. Активно занимался подготовкой экономического соглашения, нацеленного на развитие торговли между нашей страной и Европейским Союзом.

Сидевший слева от Лю Аня человек с тихим, вкрадчивым голосом, занимавший должность специального советника по вопросам внутренней безопасности, покачал головой.

– Когда древесная сова убивает курицу, хороший крестьянин берется за оружие.

– Я думал, древесные совы – исчезнувший вид, – сухо заметил Председатель.

– Еще нет, но скоро исчезнут, если не принять мер по их защите. У тебя есть с ними кое-что общее, – фыркнул Ван Цай, седовласый наставник Лю Аня, и его большие, водянистые глаза мигнули за стеклами очков в металлической оправе.

– А вот еще одна фотография Таркина, – продолжал товарищ Сяо, – сделанная в Люксембургском саду, в Париже, за несколько минут до убийства генерального директора МАГАТЭ, Бенуа Дешена. Доктор Дешен, как выясняется, готовил доклад, в котором собирался опровергнуть обвинения в распространении атомного оружия, выдвигаемые в адрес нашего правительства.

Седоволосый советник по безопасности, и без того пребывавший в не лучшем расположении духа, нахмурился.

– Будущая безопасность Китая под прицелом убийцы.

– Вопрос в другом, – сказал Председатель. – Почему?

– Ты оптимист. Вопрос может быть и таким: когда? – Товарищ Сяо положил перед Лю Анем две фотографии Таркина, сделанные на площади в Чжаньхуа. – Это тоже он.

– Но я вижу двух разных людей!

– Нет. Наши эксперты-физиогномисты изучили те характеристики обоих лиц, которые невозможно изменить хирургическим путем – расстояние между глазами, расстояние от глаза до рта и так далее, – и пришли к выводу, что здесь один и тот же человек. Он изменил внешность, вероятно, чтобы обмануть своих врагов. Есть данные о том, что, сделав пластическую операцию, Таркин вышел из-под контроля. Согласно другим сведениям, он остается на правительственной службе.

– На правительство можно работать по-разному, – проворчал старик.

Председатель бросил взгляд на часы.

– Информация принята к вниманию. Спасибо. Но я не могу опаздывать на встречу с Промышленным комитетом НОАК. Им бы это не понравилось. – Он поднялся, коротко кивнул и вышел из-за стола. – Извините.

Совещание, однако, на этом не закончилось.

– Предлагаю вернуться к вопросу Председателя, – сказал Ван Цай. – Отмахнуться от него невозможно. Почему?

– Вопрос, конечно, важный. – Тот, кого называли хитрым крестьянином, повернулся к Сяо. – Почему? Почему убийца еще жив? На нашей прошлой встрече вы обещали принять меры.

– Возможно, он просто оказался еще хитрее, чем вы, – негромко ответил товарищ Сяо.

Четырнадцатый округ, протянувшийся от бульвара Монпарнас, был некогда излюбленным местом жительства парижских американцев. Впрочем, Фентон выбрал его для своей конспиративной квартиры вовсе не по этой причине – Эмблер считал, что их у миллиардера несколько. Поток машин, струящийся по лабиринту улиц с односторонним движением, уходил в сторону Орли и расположенных еще дальше к югу промышленных пригородов. Протестующие – столь же характерная черта для Парижа, как и бездомные для Нью-Йорка – давно облюбовали для своих сборищ Денфар Рошеро, у перекрестка главных транспортных артерий. Но и менее шумные улицы предлагали на выбор бретонские ателье, ночные клубы и кафе. Тихие жилые кварталы располагались в глубине округа. Дом под номером сорок пять по улице Пуленк находился в одном из таких кварталов. Адрес Эмблер получил от Фентона еще в Монреале, и именно сюда он должен был прибыть после выполнения задания. В офис местного отделения Группы стратегических услуг приходить запретили.

Дом номер 45 если и выделялся чем-то на фоне остальных, то лишь своей полной невыразительностью, обшарпанностью и серостью. Здесь мог помещаться кабинет дантиста или офтальмолога. В окнах первого этажа виднелись пыльные жалюзи; за другими висели кашпо с унылым, поникшим паучником – попытка поднять дому настроение определенно провалилась.

Эмблер позвонил и ждал еще целую минуту, в течение которой за ним, несомненно, наблюдали либо через «глазок», либо с помощью скрытой видеокамеры. Наконец что-то тренькнуло, оповещая, что дверь открыта. Он повернул ручку и вошел в прихожую. Никого. Ведущая вверх узкая лестница справа была застелена дорогой на вид дорожкой, которую прижимали к ступенькам латунные стержни. Из интеркома у основания лестницы послышался голос Фентона: