– Это да. Что есть, то есть, – согласилась Шульгина. – Ладно, пойду, поработаю для разнообразия, а то я так увлеклась личной жизнью, что как бы карьеру не попортить.

– Маша, ты свободна? – Едва только Алина, подхватившись, вихрем унеслась в сторону рабочего места, за спиной возник Людвиг.

– Не то чтобы свободна, но как бы не особо занята, – туманно ответила Маша, на всякий случай не уточняя. Мало ли что может понадобиться местной знаменитости. Может, он как раз собрался припахать ее для каких-нибудь общественно-полезных работ, а Маше сейчас очень хотелось побыть в одиночестве.

– Я не в смысле работы, а вообще, – покраснел Людвиг.

– Вообще?

– Да. Совсем.

– Что «совсем»?

– Ну, вечером!

– Вечером?

– Мария, почему ты все время переспрашиваешь? Это психологическая защитная реакция? Или ты время тянешь?

– Время тяну? – снова машинально переспросила Маша, тут же сообразив, что Людвиг угадал и она на самом деле тянет время, все поняв и не зная, как отказать потактичнее. Или не отказывать? Вчера Алексей ввалился в квартиру среди ночи, сегодня – она. Почему бы нет? – Я просто стесняюсь.

Людвиг сначала удивленно задрал брови, сложив лоб гармошкой, после чего самодовольно приосанился:

– Ну, так как?

– Вечером я свободна.

– Зайдешь ко мне?

– К тебе? – Маша испугалась, что ее поняли слишком буквально. – По-моему, это будет выглядеть чересчур компрометирующе.

Запутавшись в витиеватой конструкции, она осеклась и моргнула. Людвиг тоже моргнул и дернул кадыком.

– Во-первых, скомпрометировать чересчур нельзя. Это как у Булгакова: не бывает осетрины второй свежести. А во-вторых, я ж тебя не домой приглашаю.

– А куда?

– Ты хотела домой? – остолбенел Людвиг. Вероятно, он не ожидал от скромной Маши такой прыти.

– Я не хотела, – обозлилась она. – Я думала, что ты хочешь.

– Нет, я, конечно, хочу, но я не думал…

– Все. Хватит. Ты не думал, я не думала. Закрыли тему.

– Так ты придешь? – занудно уточнил Людвиг.

– Куда???

– Ко мне. В кабинет, в смысле. А не домой. Домой потом.

Маша обидно рассмеялась, чтобы хоть как-то попытаться сгладить недопонимание и удержаться на высоте, и, развернувшись на каблуках, гордо удалилась.

В конце дня Людвиг пришел сам.

– Давай у тебя.

Маша, весь день страдавшая и бившая себя по рукам, чтобы не позвонить мужу, успела начисто забыть о Людвиге. Рабочее время было плотно заполнено мыслями об Алексее.

Сначала она хотела просто позвонить, чтобы заботливо поинтересоваться, не случилось ли чего у любимого. Ни в коем случае не упоминая странное ночное возвращение и ранний уход, больше похожий на бегство. Ей очень хотелось сделать это именно по телефону, так как глядя ему в глаза, она, скорее всего, сорвется и если не расплачется, то обязательно наорет, скатившись до банального выяснения отношений.

Потом эта идея перестала казаться правильной, так как унижала ее женское достоинство. Действительно, как это так: муж возвращается ближе к утру, молча идет в ванную, не оставляя сомнений в причине отсутствия, а потом еще и ложится отдельно, чего никогда в истории их семейной жизни не было! И после этого лебезить, заглядывать в глаза и пытаться сохранить благоприятный климат в семье? Да, может, и семьи-то уже никакой нет! По логике получалось, что надо потребовать объяснений. Но с этим Маша уже опоздала. Надо было припирать супруга к стенке еще вчера, а сегодня он или успел придумать подходящее объяснение, или укрепился во мнении, что раз вчера не попало, то и сегодня «не долетит».

Ближе к вечеру Маша уже перебрала все возможные варианты и поняла, что правильный выход известен только мужу, поскольку у него больше информации по волнующей обоих теме. В том, что его все это тоже волнует, она не сомневалась, так как Алексей не звонил. Почему-то этот аргумент казался веским. Чем больше человек переживает, тем больше боится, а чем больше боится, тем меньше в нем решительности. Поэтому в результате получалось, что муж не решается позвонить.

Визит Людвига совпал с судьбоносным решением «не начинать разговор первой». А для этого, как минимум, следовало прийти позже мужа, если тот вообще планирует вернуться домой.

«Если прибежит бегом, то чувствует себя виноватым, а виноватого и обвинять легче, а если придет опять ночью или не придет вообще, то…»

– Маша, я говорю, давай у тебя, – робко повторил Людвиг.

– Давай, – машинально кивнула она, тут же спохватившись: – Чего давай?

– Я решил, что только ты достойна стать первой читательницей моей книги. Она дописана, – прозвучало это так торжественно, словно он сообщал о предстоящей коронации мадам Князевой. Во всяком случае, честь ей, видимо, выпала высочайшая.