– Чего ты как еж? Я еще ничего не сделал.

– Спасибо, что кактусом не назвал, – мрачно мотнула головой пассажирка.

– Пожалуйста.

Она вдруг посмотрела на Юру долгим пристальным взглядом, который, вероятно, должен был что-то такое ему передать, и скорее всего, нечто весьма нелестное и оскорбительное, но, кроме избытка мартини, плескавшегося в ее темных глазах, он ничего не обнаружил.

Люди редко получают желаемое. То ли причина в том, что кто-то слишком многого хочет, то ли мечтает о том, что не предназначено судьбой, так или иначе – как во времена дефицита, у фортуны приходится брать, что дают, а не то, что нужно. Диане нравились крепкие брюнеты – такие, как Крягин. А если покопаться в собственных чувствах, чего она категорически делать не желала, то вариант «такие, как» вообще можно было отбросить. Ей нравился Крягин, причем слово «нравился» даже близко не стояло к той палитре чувств, которую испытывала Диана при взгляде на свой идеал. Хотя от идеала Леонид Викторович был далек, и она прекрасно видела все его недостатки. Или почти все. Не суть. Он ей нравился в комплексе. До сегодняшнего дня Диана вообще была уверена, что и он ей симпатизирует. Да кто разберет этих мужчин, у которых мозг курсирует по организму, как «Летучий голландец», пришвартовываясь то в желудке, то вообще непонятно где. А голова у них вообще что-то наподобие ремонтного дока, куда сознание возвращается только после крупной аварии.

Девушка Диана знала себе цену и не скрывала ее от окружающих. Если кому-то казалось, что цена завышена, то это были его личные проблемы. Распродажа со скидкой не планировалась. То, что ее соперницей может стать простушка Катя, для Дианы оказалось полнейшей неожиданностью. Катерина была миленькой, непритязательной и совершенно не соответствовала уровню шефа. Да, у нее была грудь и вообще некоторая пышность, которая утонченной Диане казалась скорее дефектом, нежели плюсом. Путем задушевных разговоров с сотрудниками и с самим Крягиным она выяснила, что Леонид Викторович предпочитает стройных девиц с модельной внешностью и мозгами.

– Ему нужна баба-гвоздь, – поведала ей как-то в припадке откровенности после корпоративной пьянки Мышкина. – Он мне сам сказал.

– Прямо так и сказал? – удивилась Диана. – А почему не баба-молот или баба-пила?

– Я его честно спросила, почему он отвергает меня, – вздохнула Татьяна. – А он и говорит, что, мол, у него физическая и физиологическая несовместимость с крупными женщинами. Он ищет стройную, как березка, и умную, как советник президента.

– А гвоздь при чем?

– Так я подумала, что тогда эта мадам должна быть тощей, как гвоздь, и с головой, как у гидроцефала, чтобы весь мозг поместился.

Если воспринять информацию, поступившую от предвзято судившей о ситуации Мышкиной, объективно, то, скорее всего, Крягин всего лишь пытался отделаться от докучливой Татьяны, нарисовав ей прямо противоположный образ. Но Диане хотелось, чтобы это оказалось правдой. Влюбленные женщины слышат не то, что им говорят, а то, что им хочется услышать…

– Ты меня любишь?

– Да.

– Я красивая?

– Да.

– Я самая-самая?

– Конечно!

– Ой, девочки, он так красиво говорит, сказал, что любит, что я самая красивая и самая-самая…

Зато как приятно. И нервные клетки сохраняются, и покой в семье не нарушен.

Диана, по личному убеждению, на двести процентов соответствовала воплощенной мечте Крягина. Когда обнаружилось, что ему нравятся недоступные, она тут же превратилась в феминистку. Когда Вихров обмолвился, что шефа всегда притягивают стервы, она стала воплощением женщины-вамп в критические дни. Когда из случайно подслушанного разговора девушка узнала, что любимому симпатичны материально независимые дамы, она тут же начала усиленно демонстрировать свою финансовую состоятельность, благо папа не ограничивал дочку в средствах. И как результат – Крягин подарил огромный букет грудастой секретарше. Где справедливость? Диана столько времени изо всех сил старалась сблизиться, понравиться, стать нужной, желанной, а невзрачная девчонка за пару дней получила все. Диана чувствовала себя цветоводом, вырастившим потрясающую розу, которую мимоходом выдрал полоумный влюбленный для своей невесты. Чисто по-человечески влюбленного даже можно оправдать, любовь – такое дело, против нее не попрешь. А кто пожалеет цветовода? Хотя если и пожалеют, ему от чужого сочувствия ни жарко, ни холодно.

И как быть с его взглядами, ведь читалось же в глазах Крягина что-то, что давало повод надеяться!

Теперь Диана ехала с Юрой, который уже все распланировал, как повар, замысливший несложное блюдо. К Иванову она пристала почти инстинктивно, по извечному женскому заблуждению: пусть хоть поревнует, может, тогда… Но мужчины, они хоть и одного пола, но реагируют по-разному. Один, как разъяренный бык, напомнит про свое право собственности, поддев на рога всех участников, другой вызовет соперника на дуэль, третий отметелит неверную подругу, четвертый интеллигентно расстроится, а кто-то вообще махнет рукой.

Но женщинам хочется страстей и событий, поэтому они зачастую стравливают кавалеров, дабы понаблюдать за действом с гостевой трибуны. В Средневековье такие номера проходили, а в наше время правила сильно изменились. Даму сердца запросто могут поставить на место договорившиеся между собой соперники.

Диана все сделала машинально, а теперь жалела. Получилось гадко и грязно. И все могло еще более усугубиться, если не прекратить спектакль немедленно.

– Отвези меня домой, – она примирительно тронула Юру за плечо и назвала адрес.

Он не спорил. Это немного неприятно кольнуло самолюбие, но следовало признать, что лучше не понравиться кавалеру самой, чем долго отбиваться и объяснять, что это он тебе не понравился.

– Ичто привело тебя к замшелым старикам? – с порога полюбопытствовала мама, разглядывая смущенную Катю.

– Ну, мам, чего ты такая злопамятная? – пробормотала девушка, с покаянной суетливостью стаскивая одежду. – Мало ли что я тогда сказала. Я извиняюсь.

– О, доча! – обрадовался Егор Константинович. Судя по задорному блеску глаз и плохо выговариваемым звукам, папа был навеселе. С одной стороны, это значило, что у мамы настроение хуже некуда, а с другой – папа настроен миролюбиво и учить ее в два голоса они сегодня не будут. – А Сашок где?