Словно поддразнивая женщину, Флинт освободил только руки.

— Куда вам! Хотя если подумать, дури у вас на это хватит.

Он встал и протянул Гарнет руку. Но та легко вскочила без его помощи.

— Моя дурь принесла нам кролика.

Флинт отправился за ней к ловушке. С преувеличенной важностью женщина указала на пойманное животное:

— Только посмотрите на это прекрасное зрелище! Что теперь скажете, мистер Маккензи?

— Вы собираетесь его есть или воспитывать?

— А как по-вашему, зачем мне потребовался ваш нож?

Флинт развел руками:

— А мне чем заняться?

— Поскольку ваш поцелуй, сэр, как я и предполагала, показался мне отвратительным, думаю, вам лучше побриться.

— Ничего отвратительного в моем поцелуе не было. И вы это прекрасно знаете, леди. — Он вынул из руки Гарнет нож. — Я сам займусь кроликом.

Часом позже, еще ощущая во рту вкус первой за несколько дней горячей пищи, они снова двинулись в путь.

— Если повезет, завтра к вечеру дойдем до Ко-манч-Уэллса, — объявил Флинт после целого дня утомительного пути, во время которого они не проронили почти ни единого слова.

— А не могут индейцы напасть на город? — встревожилась Гарнет.

— Вряд ли. — Ее спутник покачал головой. — Город достаточно велик и способен отбить любое нападение. К тому же он расположен на открытой местности и ни с одной стороны к нему нельзя подкрасться незамеченным. Я проверил тропу и не обнаружил следов индейцев. Двое убитых команчей оказались теми же самыми дикарями, которых мы встретили раньше. Если бы краснокожие готовились к нападению, это чувствовалось бы здесь, в горах, но я ничего не вижу. Видимо, остальные отправились хоронить мертвецов. Они основательно разорили караван, чтобы покрасоваться в своей деревне.

— Надеюсь, вы правы, — вздохнула Гарнет. — Стоит мне подумать о тех несчастных…

— А вы не думайте, — резко оборвал ее Флинт. — Такие вещи могут истерзать всю душу, — и поспешно отошел в сторону.

Женщина поняла, что их разговор напомнил ему о трагической гибели матери, и подумала о собственной семье. Пока на ее шее висел медальон, она не верила, что потеряла родных навсегда. Сколько времени пройдет, прежде чем их лица начнут меркнуть в ее памяти?

Быть может, она сделала ошибку, отправляясь в поисках новой жизни в эту дикую сторону? Не лучше ли было поселиться на Севере в одном из городов янки, например, Нью-Йорке, Чикаго или Бостоне? В городе, не тронутом ужасами войны. Но тогда бы ей не встретился Флинт Маккензи.

Женское «я» заставило ее улыбнуться. Решение приняла не она. Это судьба привела ее на запад.

Вернулся Флинт и высыпал пригоршню ягод и орехов.

— Все, что сумел отыскать. А стрелять не решился.

— Поставлю на ночь капкан, — сообщила Гарнет и церемонно, на манер официанта, спросила: — Чего желает месье? Жирного кролика? Сочную куропатку? — И, отойдя в сторону, принялась сооружать из палочек западню.

Флинт, скрестив на груди руки, прислонился спиной к дереву. Эта женщина обладала стойким характером и хорошим чувством юмора, разумеется, когда не катилась с обрыва и на нее не нападали индейцы.

— Так чего же все-таки желаете? — улыбнулась она.

— Все, что угодно, но если выбирать, предпочел бы жаркое из говядины — так, как готовила мама. Нашлась бы другая женщина, которая сумела бы в этом с ней сравниться, я бы, пожалуй, на ней женился.

Гарнет про себя отметила, насколько высоко Флинт ценил жаркое из говядины, и принялась внимательно слушать, как он предавался воспоминаниям.

— Мама бросала кусок говядины на чугунную сковороду и ставила на очаг, который отец соорудил в печи. Жарила несколько часов… Потом добавляла картошки, моркови, щепотку трав, кольца лука… и все это тушилось в соусе. К тому времени когда на закате мы приходили домой, весь дом пропитывался пряным ароматом. — Флинт умолк с мечтательным видом.

Не решаясь тревожить его собственными рассуждениями, Гарнет ждала, что ее спутник продолжит рассказ.

Внезапно он запрокинул голову и беззаботно рассмеялся. Схватил орех, расколол рукояткой «кольта» и подал ей.

Женщина мгновение смотрела на него.

— Хорошо, если бы это был персик. Сочный, сладкий, золотистый персик. Дома у окна моей спальни росло персиковое дерево. Весной оно покрывалось маленькими, нежными, сладко пахнущими розовыми цветами. Ночью, лежа в кровати, я вдыхала их аромат. Я очень переживала, когда дерева не стало.

— Как же вы его лишились? Не могли же янки реквизировать дерево.

— Нет. Но они устроили кое-что похуже. Неподалеку шло сражение. Один из снарядов северян пролетел мимо цели, не попав в дом, однако снес всю верхушку дерева. С тех пор оно больше ни разу не цвело.

— Я вас предупреждал, что можно свихнуться, если все время убиваться над своими потерями.

— Нет, приятные воспоминания не причиняют боли. Они вроде вкуса персикового сока, сбегающего на подбородок с губ, или аромата жарящегося в очаге мяса. Ранят горестные воспоминания. Вот об этом лучше не задумываться.