Мужчины молча ехали за девушкой, с жалостью глядя на нее. Для Кэрли все потеряло смысл. Все, кроме одного — доберется ли она до вершины.

— Уже близко. — Голос испанца прозвучал почти так же мягко, как в тот день, когда он протянул ей розу. — Еще несколько шагов.

Кэрли вдруг осознала, что идет рядом с ним, даже не заметив, что вырвалась вперед. Прильнув к его седлу, чтобы устоять на ногах, она увидела, что ремень соскользнул с ее запястий, а веревка, стягивавшая руки, исчезла. Конь продвигался вперед, рядом с ним поднималась в гору и Кэрли. Наконец они оказались на широком плато, расположенном над вершинами. Льяно-Мирада, плоская равнина, откуда открывался захватывающий вид.

Сделав еще пару неуверенных шагов, Кэрли споткнулась, и в глазах ее все поплыло. Рамон резко остановил коня. Девушка ощутила руки на своей талии, потом земля ускользнула из-под ног, и Кэрли погрузилась в темноту.

Рамой мгновенно спешился. Однако девушку поднял на руки Педро Санчес.

— Оставь ее в покое, Рамон, — сказал старик таким тоном, какого испанец не слышал с детства. Рамона охватили раскаяние, смущение и жалость. Жестокость никогда не доставляла ему удовольствия, он прибегал к ней лишь в силу необходимости. Рамон увидел густые золотисто-каштановые волосы, упавшие на руку Санчеса, и высокую полную грудь, вздымавшуюся от дыхания. У испанца сжалось сердце. Он отошел и пропустил старого ковбоя. Санчес нес девушку, как ребенка.

Но она отнюдь не ребенок, напомнил себе Рамон. Она — племянница Флетчера Остина, богатая и испорченная девушка, стремящаяся к власти и деньгам, как и ее дядя. Из-за нее погиб его брат.

Дон смотрел на них, и тяжесть сдавила его грудь. Девушка оказалась мужественной и гордой и заслужила его уважение больше, чем любая другая женщина.

Но это не меняло других черт ее характера и его чувств к ней. И все же…

Санчес внес Кэрли в маленький саманный дом, построенный им вместе с Андреасом. Флоренсия, кухарка, закрыла за ними дверь. Ковбоев встретили в лагере возлюбленные, родные и друзья. Двум раненым, Игнасио и Сантьяго, помогли спешиться, провели их в другой маленький дом и отдали на попечение женщин.

Руис Доминго вел лошадь с телом Андреаса. О его смерти уже известили падре Ксавьера, которого ждали к утру. Миранда Агилар, поговорив в тени крыльца с Руисом, направилась к Рамону. В жилах этой высокой стройной девушки со смуглым чувственным лицом и длинными блестящими черными волосами текла кровь индейцев мивок и кастильских испанцев.

— Рамон! — Миранда протянула руки к испанцу, и ее красивые черные глаза наполнились слезами. Ее муж погиб при ограблении путешественников через десять месяцев после столкновения Хоакина с законом. — Dios mio, мне так жаль!

Обняв Рамона за шею, она прижалась к его груди.

Он знал, что Миранда пойдет с ним, положит в свою постель, постарается облегчить боль. Но он также знал, что не позволит ей сделать это.

— Мы все скорбим, querida [26] . — Рамон высвободился из ее объятий. — Пожалуйста… иди к остальным.

— Но я хочу быть с тобой. Не гони меня, Рамон.

Он отодвинулся от нее:

— Я же сказал — иди!

Она замерла. Ее голова была высоко поднята, черные волосы доходили почти до талии. Потом, словно очнувшись, Миранда повернулась и ушла. Рамон был уверен, что она не посмеет ослушаться его. В отличие от американки, gringa. И все же, направляясь в лес, подальше от людей, туда, где можно помолиться, он думал о Кэрли.

Раздираемый гневом и жалостью, Педро Санчес наблюдал за тем, к кому относился как к сыну, Рамон де ла Герра стоял под огромным дубом у могилы брата, закрыв глаза, склонив голову и держа в руках шляпу. Близилась ночь. Утром падре совершил короткое отпевание. С тех пор Рамон трижды возвращался к могиле.

Он отправился туда и сейчас, хотя ему еще предстояло вернуться в свой дом после предыдущей бессонной ночи. Тихо вздохнув, Педро собрался уйти, не желая мешать Рамону, но гнев удержал старого ковбоя — гнев и инстинкт, подсказывавший ему, что его молодой друг не должен думать только о смерти брата.

Педро стиснул зубы. Зная, что может отвлечь Рамона, он подошел к нему:

— Я хочу поговорить с тобой.

Испанец поднял голову:

— В чем дело, Педро?

— Это касается девушки.

— Я не хочу обсуждать это.

— Не хочешь? Возможно, ты прав. Лучше тебе самому увидеть плоды своих поступков.

Рамон смутился:

— Что ты имеешь в виду?

— Пойдем со мной.

Педро молча направился к дому, Рамон последовал за ним. Они вошли в маленькую саманную постройку, наполненную ароматом красного перца, который варился в железном чайнике на плите. На сковороду смачно плюхались ровные круглые лепешки.

Флоренсия, невысокая плотная черноволосая женщина лет пятидесяти с лишним, обернулась, услышав, как за мужчинами захлопнулась дверь.

— La comida [27] скоро будет готова, дон Рамон, — сказала она. — Вам пора поесть.

Рамон, не ответив, прошел за Санчесом в единственную здесь спальню.

— Ты винишь девушку в смерти Андреаса, — начал Педро, — и себя тоже. Но так, как эта девушка, поступил бы каждый из нас в подобной ситуации. — Рамон молчал, глядя на маленькую фигурку, лежащую на кровати. — Пора тебе простить девушку. А еще важнее простить самого себя.