Молодой Михоровский сразу составил весьма нелестное мнение о воспитании и характере своего практиканта. Вальдемару рекомендовал Эдмунда один весьма влиятельный человек. В его письмах молодой Пронтницкий характеризуется совершенно иным. Майората всерьез начинала беспокоить встреча Стефы с этим хлыщом, его развязность и язвительные улыбки, обращенные к Стефе.

«Как он смеет?» — думал Вальдемар, уязвленный. Его злили и пани Идалия, пытливо наблюдавшая за Стефой, и даже Люция, не отрывавшая восторженного взгляда от красивого лица прибывшего.

Вальдемар ругал себя за то, что не сказал Стефе фамилии будущего практиканта — ведь тогда, заметив ее волнение, он наверняка доискался бы причины и тут же отказал бы Пронтницкому. А теперь — поздно. Угнетенность девушки огорчала его.

А Стефа самым настоящим образом страдала.

«Знал он, что я живу в Слодковцах, или это всего лишь несчастливое стечение обстоятельств? Может, он узнал, где я живу, от наших соседей по Ручаеву и с умыслом поехал сюда? — точно в бреду размышляла она. — Но зачем?»

На смену охватившей ее растерянности пришла злость. Что, если он намеревается заставить ее покинуть Слодковцы? Может, ему удалось уговорить пана Рудецкого, и он приехал сюда предлагать ей руку и сердце?

А она? Она уже не может сказать, что любит его. Она разобралась в себе и своих чувствах, поняла, что сделала ошибку…

То, с какой свободой он приветствовал ее, озадачило Стефу. Знал ли он, что она живет в Слодковцах? Мысль эта возникала неотвязно.

Овладев собой наконец, девушка задумчиво слушала болтовню Эдмунда. Сейчас он казался ей совсем другим, неестественно веселым и чересчур шумным. О себе он говорил с бахвальством, но в то же время держался с пани Идалией, ее отцом и Вальдемаром едва ли не подобострастно. Стефу это несказанно удивляло. Она не могла понять, что в нем нашла когда-то. Сейчас разговор с ним стал для нее форменной пыткой. Стефу раздражал голос Эдмунда, она не могла понять, что этот человек здесь делает; к тому же ее злили пытливые взгляды пани Идалии и молчание Вальдемара.

«Вальдемар все разгадал, — думала Стефа, — и у него появятся новые поводы насмехаться надо мной. Я должна уехать. Расскажу все пани Идалии. Она поймет и простит. И я вернусь в отчий дом» — и тут, решившись уехать, Стефа вдруг ощутила легкую грусть, причин которой сама не понимала.

«Глупости, — подумала она гневно. — Теперь этот человек для нее — ничто!»

Сначала она почти не смотрела на Эдмунда. Но понемногу любопытство превозмогло. Слушая новые, незнакомые интонации в его голосе, она хотела убедиться, изменился ли он и внешне. Подняла глаза. Нет, он ничуть не изменился: по-прежнему красив. Однако раньше она видела в его лице иные чувства, в глазах — иные мысли. Теперь те же самые черты лица искривлены вульгарной усмешкой, глаза выдают пустоту натуры. Стефе показалось, что она в этот раз разглядела обычный булыжник, показавшийся ей ранее в солнечных лучах бесценным самоцветом.

Эдмунд смотрел на нее с циничной усмешкой. Стефа покраснела. И услышала его голос:

— Почему вы сегодня так молчаливы, панна Стефания? Я вас не узнаю и на правах доброго знакомого могу на вас обидеться — можно подумать, вы недовольны моим присутствием?

Эти слова вывели Стефу из себя. Уязвленная гордость уколола ее, словно острое шило.

Смерив Эдмунда холодным взглядом, она тем не менее сказала спокойно:

— Я не ожидала встретить вас здесь, и только.

— Но неужели наша встреча вас не обрадовала? Я, например, безумно рад!

Она ничего не ответила, прикусив губу. В его тоне явственно слышалась издевка.

Пронтницкий перегнулся к ней через стол и настойчиво повторил:

— Я страшно рад.

— Это видно, — ответила Стефа, задетая за живое.

— Правда? Ха-ха! Что ж, неплохо. Я люблю быть веселым!

— А вы всегда так… неимоверно веселы? — нервно пошевелившись в кресле, спросил Вальдемар.

Он говорил с нескрываемой иронией и слово «неимоверно» выделил особо.

Пронтницкий глянул на него и опешил: лицо молодого магната казалось высеченным изо льда, губы с неудовольствием кривятся, грозно нахмуренные брови словно бы предостерегают. Вся фигура Вальдемара гласила: «Не забывай, здесь еще и я!»

Молодой человек понял, что оказался в обществе, где его «неимоверная веселость» трактуется не так, как ему бы хотелось. Слова Вальдемара задели его и в то же время отрезвили. Он не знал, что ответить, но Вальдемар и не ждал ответа. Достав портсигар, он обернулся к пани Идалии и Стефе, вежливо спросил:

— Дамы позволят?

Пани Эльзоновская кивнула, недоуменно глядя на него — Вальдемар всегда курил в их присутствии после кофе, позволение ему было дано раз и навсегда. Однако сейчас Вальдемар обращался главным образом к Стефе:

— Вы позволите?

— О, разумеется, — кивнула она.

Пронтницкий прикусил губы. Столь деликатное обхождение магната с учительницей стало для него заметкой на будущее. Он почуял, что его внимание на это обратили умышленно. И подумал, что чужие люди берут сторону этой девушки, а он, когда-то с ума по ней сходивший, теперь говорит с ней столь пренебрежительно. Почему он так делает, Эдмунд и сам не мог бы ответить. Он попросту ощущал дикое удовольствие при виде краски, бросившейся ей в лицо, убежден был, что Стефа любит его по-прежнему, и это прибавляло ему отваги. О ее пребывании в Слодковцах он узнал от одного из соседей Рудецких по имению, но и подумать не мог, что Стефа не рада будет его видеть. Сам он был рад, и этого было ему достаточно.