Сигорд замер, прислушиваясь, на цыпочках подошел к люку, соединяющему чердак с верхним этажом и вновь замер, надолго…

Всюду было тихо. Сигорд достал все три заначки, вытащил из под ботиночных стелек обе сотни, не найденные грабителями наркоманами, сбил все в единую кипу, рассортировал по купюрам, опять собрал в стопку и взялся внимательно пересчитывать, хотя наизусть помнил и сумму, даже количество купюр каждого достоинства, эту сумму составляющих:

– желто-серых сотенных бумажек, стох – двадцать пять;

– серо-зеленых полусотенных, полтинников – двенадцать;

– сиреневых двадцатипятиталерных, квотерных – десять;

– красных десяток, чириков, дикарей – тридцать (их обычно много надо, ими удобнее всего рассчитываться со сборщиками, особенно если трешки и «рваные» под рукой);

– синих пятерок, пяток, синих – двадцать;

– зеленых трешек, трех, трюльников – двадцать;

– желтых одноталеров, рваных – десять ровно.

Металлической мелочи, серебра и меди, – на четыре с половиной талера. А он почему-то думал, что «рваных» у него девять, а мелочи – меньше четырех. Зажрался, парень, счета деньгам не знает. Итого… Три тысячи восемьсот двадцать четыре талера шестьдесят один пенс. Ого!

Сигорд был потрясен фантастичностью суммы, заработанной им, принадлежащей ему одному! В полном и безраздельном его владении! Что хочешь можно с ними сделать: жратва, шмотки, конья… Сигорд дважды отплюнул набежавшую слюну и сцепил руки в замок… В долларах это будет, будет, будет… Практически восемьсот баксов. Да неужели настолько много???

Сигорд поцарапал пальцами карман, где лежал калькулятор, но передумал, очень уж циферки мелкие для его глаз, тем более, что калькулятор на солнечных батареях, работает только на солнечном свете, да и то… Дохленький калькулятор, но достался «за так»: кто-то выбросил, а Сигорд нашел! Кстати говоря, он теперь и калькулятор может легко купить, за четвертак – вполне приличный. Нет, это дорого.

А вот если бы эти подонки не отняли сотню, так у него бы сегодня вплотную к четырем тысячам подкатило. Опять навернулись слезы, и Сигорд, чтобы успокоиться, пересчитал деньги еще раз. Внушительная пачечка получилась, в сто двадцать семь листов одинакового размера, но разного достоинства и цвета. Семьдесят семь банкнот, остальное – казначейские билеты. Чирик – это еще банкнота, настоящие деньги, а вот пятерку или трешку за границей уже не возьмут, ни в Аргентине, ни в Европе, казначейские – они только для внутригосударственного употребления. Раньше, еще до войны, купюры тоже были разного цвета, но и разного размера, чтобы неграмотным и слепым было легче различать, где какие; однако с тех пор, как Господин Президент, который еще до Муррагоса, объявил, что с неграмотностью в стране навеки покончено, купюры стали печатать одинакового размера; мнение же слепых услышано не было: видимо, глухие принимали решения. Можно было бы все богатство Сигорда уместить в восемь листов, если добавить к накопленному сто семьдесят пять с половиной талеров и разменять на красно-серые пятисотенные купюры, или даже в четыре листа, если забить все в самые высокие банкноты, бирюзовые тысячи… Но что с ними делать потом человеку в положении Сигорда? Как разменять? Где из рук выпустить, чтобы не отняли, по шеям не надавали? Да еще и лягавым сдадут, а уж те с радостью примут и его, и «вещдоки», и сгинет это все без следа вместе с ним самим. С лягавых станется. А с сотней он обращается вполне легко. Иной раз покосятся, конечно, потрут, на свет позыкают – но берут и не хают. Сотню, по правде говоря, Сигорд потратил только один раз, или, вернее, разменял, поскольку не было ничего другого за пазухой, а ему приспичило транжирить: купил себе полукопченой колбасы небольшую палочку, двести граммов голландского сыра, двести граммов конфет и хорошего чая в пакетиках. И две тарелки. Хотел он еще и ложку с вилкой купить, но проще оказалось украсть в одной благотворительной столовке, куда Сигорд иногда захаживал по старой памяти и из экономии. Алюминиевые, правда, зато и потерять не жалко. Сотня – тоже отличная бумажка, хоть куда купюра! Вот, если бы сегодня эти сволочи его не встретили…

Был бы автомат – положил бы, не задумываясь, всех троих! Сигорд зажмурился, попытался представить себе сцену кровавой мести… И заплакал: даже в мечтах не получалось у него губить человека. Хотя бы и таких вонючих отморозков…

Как теперь жить?

Сигорд понимал, что прежнее бытие закончилось, и возврата не будет ни в каком виде: раз уж они вцепились в него – не отступятся, пока не высосут насухо, а то и просто убьют, не заморачиваясь соображениями выгоды и целесообразности. Какая там целесообразность, когда они в обдолбанном состоянии родную мать не пощадят… А «на кумаре», на ломках – и себя не пожалеют, если подопрет, руки наложат.

Это он так торговался, для понту, чтобы они как следует его не обыскали. Сигорд давно уже не носил на себе оборотные – «рабочие» – деньги единой суммой, именно в предвосхищении разбоя со стороны шпаны – и вот пригодилось… Как дальше-то быть?

С тех пор, как у Сигорда начали скапливаться сотенные бумажки, путь его домой стал длиннее вдвое: Сигорд не ленился наматывать лишние круги, чтобы только убедиться, что никто его не выслеживает. Как он сетовал, бывало, что свалка далека от логова – а пригодилось, наконец.

– Да, да, да. Да! Он псих. Он параноик с манией преследования, никому не нужный ханыга, сквалыжник, бомж, и тэ дэ и тэ пэ… Но – кто и зачем помешает ему строить свою жизнь на осторожности? Дети? – у них своя жизнь. Жена, любовницы? – он забыл, как это выглядит, все дано отмерло от «веселой» жизни и квазидиетического питания. Не говоря уже о простатите и прочем. Друзья? – по счастью, у него нет никаких друзей. Религия? – ну, быть может потом, поближе к концу… Да и то навряд ли. Погоди-ка… Он начал спрашивать себя, кто и зачем может раскритиковать его образ жизни и повлиять на него, но сбился и закончил извечными глупостями на тему смысла самой жизни. Смысл обождет, а пока надо придумать завтрашний день.

Можно заниматься прежними делами почти неделю, а уже потом… Чушь. Дозы кончатся – они и нагрянут, не дожидаясь ими же назначенного срока. Все, надо рвать и думать новое. Завтра он сдаст запас, плюс то, что Дворник охраняет, минус «пятку» на Дворника… И шабаш! Если в тот район не забредать, то прежнюю жизнь и память о ней можно как бы зачеркнуть навсегда. Жалко накопленного опыта, жалко отработанных связей с Мироном и Кечу, жалко размеренной спокойной жизни. Эх… Нет в жизни счастья! Нет его, одни только заботы, да бесполезные барахтанья! Сигорд зашмыгал носом, рука стиснула… деньги… И сердце его немедленно согрелось: деньги! Друзья мои, спасибо, что вы есть. Вот такие друзья не предают, и об этих друзьях не забывают.