Шрифт:
Великое множество вдрызг стоптанных кирзовых сапог – куда их, спрашивается? Только и осталась в них воинского, что слабый гуталиновый запашок. Пусть догнивают в овраге, туда их. А это что? Угу, противогазные сумки. Батюшки мои! Сколько их! – Сигорд распотрошил один тюк, пересчитал примерно, потом потыкал пальцами в сторону похожих тюков: да тут можно все вооруженные силы страны обрядить в это зеленое холщовое тряпье… Пусть лежит где лежит. Вот тебе и клад, себе не рад! А это что? – Сигорд с любопытством раскрыл ящик – пуст. А сам ящик – просто загляденье: прочный, без щелей, на железных защелках. Сигорд приподнял один, повертел в руках, взвесил… Черт возьми! Оставлять-то жалко, хоть с собой бери! С отделениями, ядрена вошь! Хорошо бы придумать, как его использовать… Сигорд со вздохом отложил ящик на мягкую рухлядь – бросать на мерзлую землю рука не поднялась. Еще что? Кружочки, типа, из текстолита или эбонита, сплошные твердые кружочки, диаметром сантиметров семь с половиной-восемь, толщиной… миллиметра два. На хрена они? Не понять, зато их много. Но россыпью. А, нет, вон и в связках лежат. Сигорд поднял с земли запакованный двадцатисантиметровый цилиндр. Тяжелый, зараза… Но вид товарный, только продавать некуда и некому…
– Что надыбал, брат? – Сигорд вздрогнул и обернулся. Синяк стоит, молодой, но ветхий, похоже, что с никогда не заживающей мордой. А все-таки драться Сигорду не хотелось. Не то чтобы он совсем трусил, просто не хотелось менять рабочее настроение на иное. Наверное, он бы с ним справился и отогнал пришельца, но… Который, кстати, абориген по сравнению с Сигордом, он его с первых дней на этой свалке видел…
– Да, вот смотрю, что военные оставили. Сами не хотят связываться, говорят – какой-то радиацией побило крепко, аж в гондонах резиновых все, кто выгружали-то. А я смотрю – да нет на них никакой радиации, обыкновенная рухлядь, только руки от нее чешутся…
Ханыга ни слова ни говоря развернулся и торопливо похромал прочь. Сигорд тем временем решил перевести дух от разгрузочно-исследовательских работ, закурил и несколько секунд смотрел в удаляющуюся спину. Нет, наступающую зиму данный бомж не переживет, никак не должен. Разве что в больницу угодит каким-то чудом. На этой свалке нет возможностей перекантоваться через всю непогоду, нету, опытный Сигорд понимал это лучше, чем кто бы то ни был. Казалось бы, из вот этих вот тряпичных тюков легко собрать себе избушку-ярангу, против снега и метелей, и тепло такая должна удерживать хорошо, но, чтобы было, что хранить, надо сначала где-то взять это тепло – а где? На других свалках разводят костры и возле них греются, возле костров живут и зимуют. А на этой – и думать не моги! Охрана территории таких кострожогов моментально находит и избивает вусмерть – Сигорд дважды за осень наблюдал. На этой свалке категорически не разрешен огонь, на самом высоком муниципальном уровне, вероятно, а то и выше. Почему так – Сигорд не понимал, но соблюдалось правило жестко. Отсюда и бомж здесь не очень-то приживался, только в теплую пору. Вот и отлично, конкурентов меньше! Если бы Сигорд был английским шпионом, он бы непременно задумался над такой странностью в соблюдении противопожарной безопасности на обыкновенной свалке, а может бы и понял бы сокровенную причину, которая заключалась в том, что под свалкой был оборудован гигантский многоуровневый секретный бункер на случай последней мировой войны, с автономными энергостанциями, с частью стратегических продовольственных и иных запасов, с ракетными установками… Сама же свалка – маскировка, хотя и действующая. В этой связи, казалось бы, чего бояться мусорного пожара месту, предназначенному выдержать термоядерные бомбардировки? Однако, у военных и у государственных мужей особая логика, нет смыла оспаривать ее и искать дополнительные истины.
Отдохнул? Думай дальше. Ботинки. Жесткие, неуклюжие, грубые. Но пахнут кожей. Сигорд выбрал свой размер – это было нетрудно: сорок второй, самый ходовой. Надо две пары взять. И в ящик положить. Ящик не тяжелый, под мышкой умещается, допрет он его, до дому путь недолог. И цилиндрик туда же. Нет, тяжел. Надо взять пару… тройку… пять кружочков и две противогазных сумки. И хватит. И домой, греться и думать.
На Песчаной улице пришлось все-таки остановиться, передохнуть. Чтобы не тратить время даром, Сигорд вынул из ящика пару ботинок и принялся их рассматривать поближе. Пальцы на холоде плохо слушались, толстенные подошвы на грубых ботинках не гнулись вообще – деревянные, что ли?
– Что стоишь, да? Подходи, отремонтирую в лучшем виде! Набойки, накатки, подклею, а? Иди сюда, отец, недорого возьму! Совсем даром сделаю, за материал заплатишь! Что там с ними?
Сигорда угораздило остановиться рядом с будкой сапожника-ассирийца и тот немедленно взялся вербовать нового клиента. С одной стороны Сигорда раздосадовало, что кто-то вторгся в его размышления, пусть даже и по такому ничтожному поводу, как думы о носкости обуви, а с другой – его как потенциального заказчика восприняли! И пусть это всего лишь сапожник, который немногим богаче его, Сигорда… Хотя нет: живут ведь и за аренду платят, и лягавым, чтобы не трогали.
– Да нет, спасибо. Это я смотрю обновку, жестковата подошва кажется.
– Ну-ка, дай сюда! – Ассириец схватил ботинок, повертел, помял. – Зато сносу им не будет. Подошва обомнется. Ты, папаша, обувку пока не носи, а пару раз смажь ее бараньим салом, а лучше вазелином, изнутри. На ночь смажь, а утром руками обомни. И так три дня, на четвертый – носи на здоровье!
– Думаешь, поможет?
– Кожа. Еще как поможет.
– Вот спасибо, сынок. А то, думаю, жесткая очень.
– Конечно жесткая. Помажь ее, помажь, как я сказал.
– Ладно. В другой раз починю у тебя чего-нибудь. Именно у тебя, потому как мастера видно, даром что молодой.
– Молодой не молодой – восемь лет сам на хлеб-масло зарабатываю. А что это за ящик у тебя? Где брал?
У Сигорда екнуло сердце: он почувствовал интерес покупателя к товару… И точно: ящичек-то как создан для сапожников! И прочный, и форма удобная, и отделения и все дела…
– Соображаешь! Ящичек-то как раз сапожный. Я же говорю: мастер ты, и глаз у тебя орлиный!
– Хороший ящик. Где брал, чего стоит? – Сигорд раскрыл было рот кружева плести про покойного брата и остатки его производства, типа, антикварные дорогостоящие остатки, а вместо этого брякнул:
– Полтину стоит.
– Дорого чегой-то. За тридцатник возьму, если продашь. Прямо сейчас возьму.
– Ха! – У Сигорда опять подколенки затряслись, совсем как два часа тому назад, на свалке. – За тридцатник я у тебя возьму! Сколько есть – все давай!
– Батя, но ты не наглей, дорого полтинник! Давай тридцать… пять. И обувь тебе со скидкой латать буду, а? Я правильную цену говорю, я тебе совет какой дал? Я правильный тебе совет дал, бесплатный совет. И ты не жмись!
Сигорд, который час назад был бы счастлив «забодать» что-либо из найденного за червонец, все же переборол в себе вспыхнувшую алчность.