Юрий, специалист по геопатогенным зонам, и его двое знакомых придумали, как можно помочь Израилю в непростой политической обстановке с арабскими государствами. Нужно только создать геопатогенные зоны и неугодный политический лидер заболевает...
— Не нравятся мне его методы, — сказал мой друг Шломо, когда Юрий покинул, наконец, квартиру, ставшую похожей на большую казарму. Все кровати в количестве пяти штук были расставлены в салоне, причем одна загораживала собой входную дверь. В бывшей детской стояли теперь два стола — один с кухни, другой из бывшего салона. А в бывшей спальне сгрудились все шкафы, какие нашлись в квартире, причем самый большой шкаф невозможно было открыть — дверцы упирались в секретер. Хорошо, хоть работу по перетаскиванию мебели Юрий взял на себя и провернул операцию за неполных два часа, не взяв со Шломо ни одной агоры в дополнение к положенным за сеанс двумстам шекелям.
— Мне тоже его методы не по душе, — согласился я. — Но говорят, что экстрасенс он хороший.
И тут Шломо выдал длинную фразу, которая в вольном и неточном переводе с иврита звучала «говорят, что в Москве кур доят». Вместо Москвы, правда, был использован Тель-Авив, а куры были заменены на индюков, но смысл остался.
Предстояло решить, как привести квартиру в жилое состояние с минимальными потерями. И сделать это до возвращения Миры с детьми из их путешествия по Голанам. Я не уверен, что наши исправления, внесенные в интуитивно расчерченную Юрием схему, были полезны для здоровья. Мне весь вечер казалось, что я слышу звуки скандала и задушенный голос Шломо: «Он же экстрасенс экстра-класса!» Не мог я ничего слышать — Шломо живет на противоположном конце города.
Юрий Штейн позвонил мне на следующий день в семь утра и сказал мрачно:
— Хотел застать тебя, прежде чем ты уйдешь на работу. Я ошибся. Кровать маленького Хаима должна была стоять головой на запад, а я поставил головой на юг. Передай Шломо, чтобы переставил. И мои сожаления.
Сожаления я передал с удовольствием.
На работу, кстати, я по утрам не хожу — единственное преимущество свободной профессии историка.
Когда знакомишься с человеком, никогда не знаешь, к чему это приведет. Вполне тривиальная истина, которая не нуждается в доказательствах. Поэтому ограничусь примерами. Со Шломо Бен-Лулу я познакомился в туалете на Тель-Авивской тахане мерказит. Выходя из кабинки, он неловко ткнул меня локтем в нос, следствием чего стал обмен дежурными любезностями, неожиданный ворох извинений и приглашение выпить пива. Еще немного, и мы обменялись бы номерами страховок, будто речь шла о дорожно-транспортном происшествии. В результате возникла дружба, которая длится уже пять лет.
С Юрием Штейном мы вообще не знакомились. Если, конечно, под процедурой знакомства иметь в виду называние имен и пожимание рук. К Юрию Штейну я привел на прием мою племянницу, которая дала клятву все свои болезни лечить только у экстрасенсов. У нее начался сильный кашель, мать — сестра моя Лия — пыталась отправить Симу к семейному врачу, но та уперлась, и мне пришлось идти с девочкой к Штейну, поскольку на расстоянии ближайших ста метров от их дома других экстрасенсов не наблюдалось.
— Я не лечу кашель, — сказал Юрий Штейн, — я специализируюсь по геопатогенным зонам. Завтра утром я к вам приду и посмотрю, что можно сделать. Стоить это будет двести шекелей.
Он действительно пришел и сдвинул Симину кровать ближе к окну. Небольшой труд за такие деньги.
Но кашель у девочки прошел в тот же день.
Кстати, пусть вас не обманывает, что я называю Симу девочкой. Так уж привык. Ей как раз исполнилось двадцать два — возраст, близкий к состоянию старой девы. Может, поэтому она отнеслась к работе Юрия так серьезно.
Юрий, Сима и Шломо — герои истории, о которой я хочу рассказать. Главным был, естественно, Юрий, но и Шломо с Симой сыграли соответствующие роли.
Произошло это в 2024 году, шесть уже лет назад. Помню, после того злополучного дня, когда Юрий занимался перестановкой мебели в квартире моего друга Шломо Бен-Лулу, прошла неделя. Мы сидели со Шломо в кафе «Визави» на Кинг Джордж. Шломо ел шварму, а я запивал пивом. Так сказать, разделение труда.
— Мне его методы не нравятся, — в очередной раз повторил Шломо, — но результаты у твоего Юрия потрясающие, надо признать.
Оказывается, Шломо удалось убедить свою Миру хотя бы сутки пожить в казарме. За это время у сына исправилось косоглазие, у старшей дочери исчезли боли в колене, жена Мира перестала страдать от застарелого геморроя, а сам Шломо излечился от радикулита. Ничего не произошло только с младшей дочерью. Наверно, потому, что у нее никаких болезней не наблюдалось со дня рождения.
Несмотря на очевидный лечебный эффект, жить в казарме было невозможно, и Шломо переставил кровати обратно в спальни, сохранив, по-возможности, установленную Юрием ориентацию относительно стран света.
— Интересно, как он все это узнал, — продолжал Шломо. — У него с собой даже рамки не было.
Честно говоря, я думал, что Юрий пользуется обычным методом тыка, а все остальное — следствие веры клиента в авторитет профессии. Но не скажешь ведь верующему, что Бога нет.
— Интуиция, — сказал я. — Рамка — это для дилетантов. Профессионал-экстрасенс видит энергетические аномалии внутренним зрением.
Шломо кивнул и продолжил военные действия по уничтожению огромной горы салатов. Попивая пиво, я следил за изумительной блондинкой, сидевшей за соседним столиком в ожидании кавалера, просаживавшего деньги у игрального автомата. Кавалер не годился ей в подметки. Размышляя над капризами природы и человеческой психологии, я не сразу расслышал слова Шломо.
— А ну-ка, повтори, — попросил я, ухватив последнюю часть фразы.
— Я сказал, что, согласно теории решения творческих задач, подход может быть двояким. Можно воздействовать на объект. А можно — на окружающие параметры. Результат не меняется.