Шрифт:
— Да. А ты что, трансвестит?
— Конечно, нет.
— Все равно. Ведь мы все равно не видим друг друга.
— Нет.
— Пока.
Но Лайам не хотел отпускать ее и мучительно искал, что бы еще сказать. Он вспомнил, что она говорила в баре, еще не зная, кто он.
— Бежала сегодня сломя голову?
— Ты имеешь в виду — из офиса? Хотела. Очень. Последнее время все чаще.
Она лежит в кровати или сидит на краю? Он хотел спросить, но не решился.
— И у меня то же самое.
Лайаму очень хотелось с кем-нибудь поделиться своими тревогами. Раньше он шел с этим к деду или к Кейду, но сейчас это бессмысленно. Тревожился он именно из-за безумного плана своего деда, а Кейд… Кейд был сотрудником холдинга и почти что членом семьи. Лайам чувствовал себя костью среди своры голодных собак. Все от него чего-то хотели. Сотрудники. Сородичи.
Он открыл было рот, но вовремя остановился. Обри работает на конкурентов.
— Может быть, со следующей недели все наладится? — спросила она.
— Вряд ли. Я за неделю ни разу не вырвался на ланч.
— Не всегда же так будет.
Так будет до тех пор, пока его дед не отменит свое безумное условие.
— Я надеюсь. Пусть у тебя все тоже наладится. Спокойной ночи, Обри. Мне очень приятно, что ты позвонила.
— Мне тоже. Спокойной ночи, Лайам. Я не буду говорить «до свидания», потому что это неправда.
В дождливом дне есть своя прелесть.
Ненастная погода вынудила Лайама перенести утреннюю пробежку в тренажерный зал ИХЭ, где он надеялся встретить своего деда и поговорить с ним в нерабочей обстановке.
Судя по взмокшей на спине и под мышками футболке, дед разминался на беговой дорожке уже давно. Было только 5:30, но он вставал рано. Как обычно, телевизор под потолком зала был настроен на Си-эн-эн.
Лайам надеялся, что, когда ему стукнет семьдесят семь, он будет в такой же физической форме, как Патрик. Насчет мозгов Патрика, после его ухода в отставку и устроенных им тараканьих бегов, приходилось сомневаться.
Лайам встал на соседнюю беговую дорожку. В зале не было никого, кроме них.
— Доброе утро, Патрик.
— Привет, Лайам, — сказал Патрик, не замедляя бега.
Войдя в свой оптимальный темп, Лайам решил поговорить о том, что его мучило.
О том, что мучило его помимо Обри. Свои отношения с Обри Холт он ни за что не стал бы обсуждать с дедом.
— Соревнование, которое ты устроил, разрывает холдинг на части. Это нужно прекратить.
— Еще не время.
— Вчерашнее совещание было больше похоже на гладиаторские бои.
— Это только укрепит ИХЭ, — сказал Патрик убежденно. Или это было только упрямство?
Лайам с трудом сдержался.
— Не укрепит, если все перессорятся. Мы сражаемся друг с другом вместо того, чтобы сражаться с конкурентами.
Патрик тяжело посмотрел на Лайама.
— Не конкурентами. Конкурентом. Холтом. Шея Лайама напряглась.
— Он не единственный наш конкурент.
— Твоя бабка показала мне фотографию в газете. Это была большая ошибка — посадить тебя рядом с дочерью Холта.
Если бы дед узнал, что эта «ошибка» стоила Лайаму пятьдесят долларов, то подпрыгнул бы до потолка. С точки зрения Патрика Эллиота, любое общение с конкурентами недопустимо. Лайам не сказал ничего. Вместо этого он увеличил темп и уставился в телевизор.
Минутой позже Патрик выключил свой тренажер. Лайам последовал его примеру, хотя он еще не пробежал свою норму.
— Патрик, я не знаю, переживет ли наша семья это соревнование. Мы отдаляемся друг от друга. Подумай. Пожалуйста.
— Я уже подумал. Будет, как я сказал. — Патрик вытер пот с лица белым полотенцем с логотипом ИХЭ.
— Чего бы это ни стоило?
— Чего бы это ни стоило.
— Ты делаешь ошибку.
— Я так не думаю.
— Хорошо, если ты прав. Надеюсь, тебе не придется раскаиваться.
— Ваш ланч.
Лайам поднял глаза от документов. Он ничего не заказывал. Наверное, это Энн, его секретарша, позаботилась.
— Спасибо, Энн. Положите там. Я хочу сперва разобраться с этим.
Она положила пакет на угол его стола. Лайам с удивлением увидел на упаковке значок паба Эрни. Никто в ИХЭ не знал, что он там бывает.
— Энн, вы не закроете за собой дверь?
Она удивленно подняла брови. Он никогда не закрывал дверь, если был один. Как только замок защелкнулся, Лайам раскрыл пакет и достал… сандвич «Букмекер». Но никто в этом здании не знает, что это его любимый ланч. Его сердце заколотилось, когда он увидел записку на коробке: