— Все понял, Рыжов?

— Не понял.

— Чего не понял? — Жук уже не выходил из себя: он устал терпеть подчиненного, который не бросался сломя голову выполнять задание, а докапывался до чего-то ему неудобного.

— Ничего ровным счетом. Первым делом то, как Рыжов обеспечит банкам правовую защищенность и будет способствовать развитию национальной экономики. Ну, найдем убийцу. И что? Завтра появится другой…

Жук устало и безразлично всплеснул руками.

— Ты все паясничаешь? Все тебе смешно? Ну, написали дураки, разве это что-то меняет? Погоди, еще вспомнишь этот разговор. Губернатору звонили из Генеральной прокуратуры. Они разрешили Ассоциации банков проводить собственное расследование, параллельное с нашим. Вот тебе и поручается этим делом заняться. Устанавливай контакты с банкирами. И действуй. Считай, и твоя и моя головы уже на плахе.

— Сколько у меня будет людей?

— Один. Ты сам. Разве мало?

Рыжов остолбенел. То, что предлагал ему Жук, при любом раскладе не обещало успеха. Заказные убийства, как правило, не раскрываются. Значит, его, Рыжова, бросали на заклание, назначив жертвой, которая позволит прокуратуре откупиться от гнева богов. Обычно эта роль отводилась самым худосочным быкам хозяйства. Теперь к их разряду отнесли и Рыжова. Что ж, в каждой игре свои правила.

Еле заметные колебания почвы под ногами Рыжов начал ощущать около полугода назад, сразу же после прихода в прокуратуру Жука. Человеку, искушенному в аппаратных играх, нетрудно уловить признаки неблагополучия в окружающей его обстановке. Отчужденными, холодными становятся интонации голоса непосредственного начальника. Едва уловимо меняется отношение секретарши шефа. Всегда милая, позволявшая мимоходом коснуться ее рукой, она вдруг стала поджимать губы при появлении Рыжова в приемной, напускала на себя суровость и неприступность.

Что— то затевалось в узком кругу вершителей судеб данного учреждения, что-то готовилось, но здесь все умели делать без промашек, и решение, зревшее в голове шефа, редко становилось известным до последнего момента. Гадать, что именно готовилось, когда прорвется нарыв, не имело смысла. Делиться с кем-либо догадками и подозрениями было опасно. С появлением Жука в прокуратуре стали процветать шептуны и наушники. Коллектив, некогда добивавшийся успехов потому, что в нем работали люди самостоятельные, не любившие подсказок, умевшие брать на себя ответственность и не боявшиеся окриков сверху, все больше затягивался тиной угодничества и приспособленчества. Наиболее смелые, хорошо понимавшие суть происходивших перемен сотрудники уже ушли сами. Стойких и самостоятельных начальство выживало медленно и сурово.

Бросить все к чертовой матери и отказаться от дела прямо сейчас, после того, как получил приказ, Рыжов позволить себе не смел. Это выглядело бы трусостью. За свою репутацию и честь надо сражаться.

— Что я должен делать? — спросил Рыжов.

— Поезжайте в «Коммерческий банк» к Тарасову. Он председатель Ассоциации банков. Идея независимого расследования принадлежит ему. С ним и решайте, что делать. Я ничего диктовать не могу.

Два часа Рыжов ожидал, когда его примет президент банка Сергей Леонидович Тарасов, один из самых влиятельных финансистов Придонска. В приемной навалом лежали зарубежные иллюстрированные журналы, и Рыжов занялся разглядыванием иностранных красоток — одетых, полуодетых и совсем раздетых.

Тарасов принял следователя, сидя за огромным дорогим столом. Встать при входе посетителя он не соизволил. Перед каждым не навстаешься, не так ли?

— Слушаю вас, господин Рыжов.

Тарасов холодно поблескивал очками в дорогой золотой оправе. Холеные руки лежали на столе в бесстрастном спокойствии. На левом запястье блестели часы. Такие Рыжов мог купить, только истратив по крайней мере трехмесячный оклад. Было время, когда он не понимал, для чего человеку нужны часы стоимостью в несколько миллионов рублей. Не понимал, потому что сработанные на московских часовых заводах «Полет» и «Слава» показывали время надежно и точно.

Жизнь многому научила Рыжова, и он теперь прекрасно знал, что дорогие вещи предназначены для того, чтобы разделять людей, создавать дистанцию между теми, кто стоит н ад, и теми, кто находится под, столь же определенно, как то в недалеком прошлом делала номенклатурная шкала партийных и государственных должностей. Тех людей Рыжов знал хорошо. Номенклатурных работников в минувшие годы партийное руководство любило «бросать» на милицию и в сельское хозяйство. Считалось, что любой партийный босс — от райкомовского работника до функционера ЦК — был способен лично руководить выращиванием скота и хлеба, а также определять, как лучше всего вылавливать бандитов и преступников.

Оказавшись в руководящих креслах, эти люди в беседах с подчиненными не разговаривали, аизрекали. Они собирали совещания не для того, чтобы принять чьи-то советы, а лишь с тем, чтобы утвердить свои руководящие, а потому неоспоримые указания. Они все знали, обо всем рассуждали уверенно.

Дистанцию, которую полагалось соблюдать входившим в кабинет Тарасова, подчеркивала роскошь обстановки, его окружавшей. Это был не деловой офис, а нечто похожее на маленький музей, экспонаты которого собирал опытный искусствовед.

Мраморный фонтанчик умиротворенно журчал для успокоения нервов босса. Шикарная мебель. Дорогой японский телевизор в углу пугал огромным бельмом экрана. Дорогие часы, выставленные напоказ, словно подсказывали: если ты не можешь себе позволить нечто подобное, что имеет хозяин кабинета,. принявший тебя для беседы, то держись с ним подобающим твоему положению образом, не преступай незримой черты, разделяющей вас.

Рыжов прекрасно знал, что чиновная дистанция между людьми всегда была и будет существовать. Больше того, поддерживать ее в большей степени должны те, что по заслугам и общественному положению занимают в обществе более низкое положение. Субординация — закон стаи горилл, и пересматривать его в человеческом обществе не позволит никакой общественный строй. Инстинкты сидят в нас неистребимо. Младший по возрасту должен прислушиваться к мнению старшего. Ученики к учителю. Солдаты — к офицерам. Перед президентом все должны падать ниц, даже если он алкоголик и набитый дурак. Но когда требуется деловой разговор и согласие на сотрудничество, а тебе навязывают принцип «чего изволите», ваша, как говорят, не пляшет. Хорошо, что все определилось сразу, едва Тарасов назвал его «господином». Товарищами они не были, это точно, и вряд ли могли ими стать.