— Ромка не даст соврать, — убеждал старик. — Вместе ездили сдавать в чайную.

— Где-то запропастился, окаянный, — ворчала бабка Анисья. — Хоть бы не обещал Нифону-то. Самустил мужика почём зря. Слышал? — обратилась она к старику. — Нифон-то переезжать собрался.

— Слышал, — ответил дед. — Давно слышу.

— И Налётов поговаривает. Вдвоём, чтоль, останемся?

— За Налетова не бойся. Пока бульдозер не придёт ровнять всю эту местность и не спихнёт его дом, никуда он не тронется.

— А Нифон-то, если Ромка приедет завтра, наверно, ломать будет.

— Нифон — другое дело.

Наевшись, Олег и Марина поблагодарили хозяев и вылезли из-за стола. Старик цыкнул на старуху, и она, спохватившись, поставила блюдечко с недопитым чаем, торопливо поднялась и засеменила в сени, выглянула оттуда и поманила гостей пальцем. В сенях, на лавке в тазу, лежали два больших куска таймешатины. Достав из шкафа плотную бумагу, бабка Анисья стала завёртывать их, советуя с вечера положить рыбу в рюкзак, чтобы утром не забыть. Марина начала отказываться.

— Берите и без всяких разговоров, — властно сказала старуха, настойчиво пихая Марине свёрток. — А то греха не оберёшься. Старик на вас шибко обидится и мне житья не даст. Оборони Бог!

— Спасибо, дедушка, — сказала Марина, выйдя в ограду. — Совестно даже, — добавила она для приличия. — И так столько хлопот, да ещё подарки.

— Какие это подарки, — махнул рукой хозяин. — Заезжайте к нам. Всегда будем рады.

— Ночевать-то скоро придёте? — спросила старуха.

— А мы посмотрим, — ответила Марина, — погуляем немного.

Вышли из ограды. Олег прикинул на вес свой кусок.

— Килограмма два, не меньше. Марина подала ему нести свой свёрток.

— Мне-то совсем зря отвалили, — прибавил Олег. — Зачем? Дома полно рыбы. Хотя пусть — тебе пригодится, угостишь как следует друзей в экспедиции.

Положив свёртки в рюкзак, вышли к Ангаре. Вода не казалась водой, а будто бы вместо неё текла расплавленная бронза, и небо на горизонте казалось бронзовым, предвещая на завтра ещё более жаркий день.

— Почему-то заря сегодня не красная, а жёлтая, — сказала Марина.

— Перед ненастьем она бывает красная, — ответил Олег.

— Кто-то умный человек лавочку сделал, давай сядем, — предложила Марина.

Лавочка заросла полынью и пустырником. Пробравшись к ней, они почувствовали, что это нисколько не мешает — наоборот, в окружении буйной растительности сидеть на ней было уютно и хорошо.

— Во всём этом что-то есть от древней Руси, — сказала Марина, — что-то сказочно-романтическое.

— И у меня, признаться, настроение, — улыбнулся и сверкнул влажными глазами Олег, — сказочно-романтическое.

— А знаешь? — оживилась Марина, — я была на экскурсии в Урике недалеко от Иркутска, видела террасы над Ангарой, где любили отдыхать декабристы. Там были их беседки, и они каждый вечер сидели в них и любовались закатом. Раевский, так тот даже не воспользовался амнистией. Съездил в Европу, повидал родных и — обратно, в Сибирь. До конца дней жил в Олонках. Я там была тоже. Видела его дом и посаженный им сад. Ели выросли большие-большие, под самое небо.

— Смотри, — сказал Олег, — вот он, Налётов. Из-за бугра от реки медленно поднимался человек.

Сначала в бурьяне показалась его старинная остроконечная шапка, сделанная на манер стрелецкого колпака и отороченная мехом; потом широкое хмурое лицо с реденькой, как у бурята, бородкой; а потом и весь сам — согбенный, какой-то весь тяжёлый, как битюг, в старом засаленном пиджаке нараспашку и в кожаных ичигах [1] . В одной руке у него была удочка, в другой — длинный кукан из верёвки. На нём болталось с десяток окуней. Впереди бежала чёрная собака с белой грудью. Она часто останавливалась и обнюхивала тропу. Олег и Марина разглядывали оригинального старика. Собака ещё взглянула в их сторону, а дед вообще не удостоил вниманием, прошёл мимо.

— Угрюмый старик, — сказал Олег.

— Почему он в шапке-то? — спросила Марина.

— Кто его знает? Может, боится простудиться. Марина посмотрела ему вслед.

Заря между тем начала гаснуть, краски на небе и на воде становились темнее, хотя было ещё совсем светло. Сумерки летом длинные.

На берегу возле заливчика, где стояла лодка, вспыхнуло пламя.

— Кто-то разжёг костёр, — сказала Марина.

— Дед Антип, наверно, — сказал Олег, вглядываясь. — Он ещё днём говорил, что будет заваривать лодку. Щель у него образовалась, вода протекает. Вон он, показался.