Вяло вкушали, – в тягостном, грозном молчании. Время от времени подкрадывались к аббату согнутые в низком поклоне монахи, вышёптывали: “Обыскали двор гостевой… Двор конюший… Путь от ворот… Коридоры… Увели в подвал слуг, обыскали…”

“Нет”. “Нет”. “Нет”.

Теперь уже аббат всё больше бледнел, а лицо инквизитора делалось тёмным. Полнился воздух в трапезной незримыми иглами.

Все, все слуги и сторожа были угнаны на ощупывание дрожащими пальцами каждого дюйма земли во дворах и складок одежды друг у друга. Только поэтому смог посторонний человек беспрепятственно дойти до самой трапезной. Отворил робко дверь, встал, озаряемый светом свечей и камина.

– Ваше святейшество…

– Кто ты?! Почему здесь… Сюда…

– Я дровосек, ваше святейшество. Вот подумал – куда мне ещё идти? Я колечко нашёл, на дороге, там, где карета…

Опрокинулся, выбросив тягучий винный язык нетвёрдо поставленный кубок. Громко брякнула вилка.

– Какое… колечко?!

– А вот, с камешком.

На не очень чистой ладони сверкнул розовым топазом и красным золотом перстень. Встал и замер перед едва надрезанным поросёнком в шёлковой чёрной сутане переставший жевать инквизитор. Вскочил и бросился из-за стола, покрываясь потом, дрожащий аббат. Трепетно снял с подающей ладони маленький, тяжёлый, блескучий предмет, торопливо отнёс счастливо вздохнувшему гостю. “Он”.

– Так я пойду? – осторожно напомнил о себе дровосек.

– Как тебя зовут, добрый христианин?

– Португалец.

– Странное имя.

– Меня маленького компракчикосы украли, в Португалии. Здесь их поймали. Меня монахи купили и дали это вот имя. Так я пойду?

– Что же ты награды не просишь?

– За что?

Португалец удивился так искренне, что тронул даже железную душу главы Туринского трибунала.

– Денег возьмёшь? – спросил инквизитор, нанизывая перстень на тонкий и белый, с крашеным ногтем палец.

– Я принесу! – воскликнул аббат и метнулся к двери.

Там его встретил тяжело дышащий монах, торопливо бормочущий оправдания: “Слуг же забрали, и сторожей, как он прошёл – я не заметил… Простите…” 

– Он перстень нашёл! Деньги неси! Да побольше, пусть будет видно, что для Энхельмо мы не жалеем!

Через минуту вернулся к столу, принёс тяжёлый кошель. Но Португальцу не дал, а высыпал золото на край стола.

– Бери, – приказал инквизитор. – Ты и не представляешь, какое сокровище спас!

– Это – моё?

– Твоё, дровосек.

Португалец, крепко вцепившись в хвост синей невидимой птицы, лихорадочно соображал что-то, приглаживал свободной рукой остриженные в круг волосы.

– А я могу их истратить прямо сейчас?

– Интересно! Ну что же, истрать!

– Ваше святейшество! – звонко и твёрдо заговорил, прижав руку к груди, Португалец. – Пусть из этих денег возьмут те, которые монахи выплатили за меня (грошик!), чтобы я стал свободным и вольным.

– Но вольный должен что-то иметь, – сказал не отрывающий глаз от перстня Энхельмо. – Ремесло или землю – с чего он мог бы платить налог в монастырь или магистратуру.

– О, как вы правы, ваше святейшество! Поэтому я прошу позволения купить в собственность маленький речной остров, что на том берегу, возле нашей деревни.

– Что за остров? – меланхолически поинтересовался Энхельмо у вытирающего вспотевшие лоб и щёки аббата.

– Просто дикий остров. Пустырь.

– А для чего он тебе? Какой налог ты сможешь с него заплатить?

– Я посажу там яблоневый сад, ваше святейшество. Яблоки буду продавать, и яблочный сидр.

– Да почему ж ты считаешь, что сможешь вырастить сад, дровосек? И когда это будет?

– Ваше святейшество! Я прошу вашего благословения. Одно только слово Энхельмо Туринского – и сад вырастет добрый и щедрый.

– Вот как? – вскинулся порозовевший от удовольствия инквизитор. И, подняв величественно руку, громко сказал: – Благословляю!

– Великая милость, ваше святейшество! И пусть деньги за этот клочок земли господин аббат отсчитает сейчас же, и то, что останется – позвольте просить вас, ваше святейшество, употребить на благо святой Римской церкви. Очевидно, что у меня это получится хуже.

– Ты не только добросердечен, но ещё и умён! – покивал с приятным удивлением Энхельмо. – Садись, добрый христианин, поужинай со мной. Разве я когда-то чуждался простого народа? А аббат пока приготовит для подписи две бумаги – на тебя и на остров. Он, кстати, дорого будет стоить?

– Что вы, ваше святейшество! – воскликнул аббат, хорошо понимая, что разница лежащей на столе суммы теперь поступит в личное распоряжение гостя. – Никому не нужный пустырь! В одну монетку оценим, только лишь для порядка…