В кадре наконец появился репортер, бойкая девушка лет двадцати, которая, старательно делая серьезный вид, что-то говорила. Потом появился мужик лет пятидесяти в форме железнодорожника, начальник среднего звена, и стал давать пояснения. По лицу было видно, что положение серьезное, очень жаль погибших и пострадавших, но во взгляде сквозили уверенность и деловитость.

Ильин ухмыльнулся и отмотал изображение назад. Остановил в том месте, где вертолет прошел над рельсами и появилось первое изображение покореженных вагонов. Включил функцию поиска и откинулся в кресле, закрыв глаза.

Время катастрофы совпадает со временем пролета Братьев. До секунды. В карту можно было не смотреть, карту Ильин помнил наизусть. Линия прохода шла точно над платформой «Двадцать третий километр». Поезд угораздило оказаться не в том месте и не в то время.

Не в то время и не в том месте… Сегодня он уже говорил эту фразу. И относилась она к Грифу. Не в том месте и не в то время оказался этот подонок. И поезд. И Братья, насколько помнил Ильин, прокладывают свои маршруты не там, иначе все это значилось бы на карте и в разработке операции.

Почему поезд оказался там, как раз понятно. У него расписание… Ильин отметил про себя, что нужно будет внимательно просмотреть расписание поезда. Разное, конечно, бывает, в районе Территорий, но поезда сходят с рельсов обычно не на станциях. А вот не связаны ли появление Грифа и прохождение…

Телевизор мелодичным звонком сообщил, что работу выполнил.

Интересно, подумал Ильин. Хотя… Никто не позволит пройти наружу информации о том, что Братья стали виной… Даже думать о таком нельзя. Нужно верить тому, что показывает независимое информационное агентство. Даже если показывает оно вместо свежей хроники изображение железнодорожной катастрофы трехлетней давности. Недалеко от Твери.

Телевизор, произведя поиск в своем архиве, с довольным видом демонстрировал параллельно две картинки.

Странным образом нынешняя катастрофа совпадала с давнишней. Нет, не у каждого в домашней технике имеется спецпрограмма поиска и идентификации, тут Машенька Синцова из отдела технического обеспечения не зря получила свои цветы и шампанское с конфетами. Картинку из-под Твери, естественно, не просто тупо поставили в новости, ее обработали, конвертировали, инверсировали и бог знает что еще с ней сделали…

Ильин выключил телевизор.

Стрелять таких надо, подумал майор. Кого именно, даже сам он четко не представлял. Журналистов? Братьев? Козлов из Комиссии?

Ильин подошел к окну на кухне, отдернул штору. На торцевой стене девятиэтажки напротив ярко-красным было выведено: «НЕТ СБЛЯЖЕНИЮ».

Надпись, судя по всему, сделали ночью, кому-то было не лень висеть на веревке в темноте ради удовольствия увидеть, как работники коммунального хозяйства будут с надписью бороться. Работникам, оценил Ильин, удалось оттянуть начало работы над пасквильной надписью до вечера.

Маленькие радости общества, тесными рядами шагающего по пути Сближения и Сосуществования.

Ильину снова захотелось спать. И в конце концов, он в отпуске. На целый месяц. С проездными документами в любую точку страны. Он бы очень этому порадовался, если бы не так хотел спать.

Ильин лег на диван, спихнув форму на пол, телевизор погас. Ильин уснул сразу, словно все вокруг просто выключили, как телевизор.

Хотя телевизор так и не выключился. Что бы там ни думал Ильин, его телевизор честно, как это умеет только домашняя техника, передавал изображение комнаты майора на записывающую аппаратуру в небольшом помещении неподалеку. Аппаратура фиксировала все, даже ночью: телевизор имел специальные насадки и приспособления. В принципе, через него можно было работать даже молекулярным зондом – старший сержант Маша Синцова из отдела технического обеспечения не зря получила свои премиальные.

Следящая аппаратура ничего не имела против майора Ильина. Следящая аппаратура честно выполняла свой долг. Люди, следящие за следящей аппаратурой, тоже честно выполняли свой долг. Ничего личного.

Разве что иногда… Как вот в Адаптационной клинике возле Внешней границы. По инструкции наблюдатель должен был наблюдать за происходящим на экране все время своего дежурства. Техника была продублирована, но следить нужно за всем. Но, как понимали и наблюдатели, и их непосредственное начальство, сутки смотреть и слушать, как человек, лежащий на койке…

Дежурный наблюдатель повернулся вместе с креслом спиной к экрану и читал книгу, толстый потрепанный исторический роман. Книга передавалась от наблюдателя к наблюдателю и перечитывалась многие десятки раз. Заступив на смену, наблюдатель выпивал дежурную чашку кофе, открывал книгу на первой попавшейся странице и читал-читал-читал…

Звук на пульте также был выключен, чтобы наблюдатель не слышал, как человек на койке кричал-кричал-кричал…

Человека на койке звали Евгений Касеев, и ему было очень больно-больно-больно-больно-больно… Мамочка, как больно!.. Родимая… мама…