Началось противостояние двух влиятельных партийных начальников, одного из которых уже начал побаиваться [383] и другого , который начал создавать для генерального секретаря проблемы с управлением страной.

«Собственно говоря, с, несмотря на глубокую неприязнь, у было значительно больше общего в чисто психологическом плане, чем с, что, кстати, вполне могло обострять их политическое и личное соперничество. Оба — ярко выраженные властные натуры обкомовских „хозяев“, жёстких в общении с подчинёнными, нетерпимых и подозрительных к тем людям из внещнего круга, кто не разделял их взглядов. Оба, свято верившие в то, что эффективность политики измеряется решительностью предпринимаемых организационных мер и обеспечивается незыблемостью авторитета руководителя». [384]

Но ещё только начал беспокоить генерального секретаря, хотя уже имел авторитет среди руководства партии, а у этого не было.

нужно было бы сменить тактику. Но он этого тогда не понял, стал сначала спорить на заседаниях Политбюро, затем писать письма, а не любит читать неприятные письма. Пришлось подключать Пленум ЦК.

Июньский (1987 года) Пленум ЦК КПСС был посвящён экономической реформе. взял и выступил без высочайшего разрешения. И не просто выступил, а покритиковал кое в чем.

Суть разногласий на Пленуме, по мнению будущего премьера, не имела ничего общего с экономикой. Вот как он их объясняет в своей книге «Горбачёв-путч. Август изнутри»: «Моё участие в подготовке июньского 1987 г. Пленума ЦК КПСС и программы 1990 г. позволяет говорить, что и, не будучи экономистами, теоретиками или практиками, не были „рыночниками“, не представляли себе, что такое рынок и как им управлять, что можно и нужно с его помощью достигнуть, а тем более, как это практически сделать. В силу этого их разногласия по поводу реформ отражали не противоречия в подходах и принципах, а лишь противоречия в процессе их борьбы за единоличную верховную политическую власть, и потому они (разногласия, противоречия) должны были быть созданы, если бы даже их не было на самом деле… Но в тот период они одновременно и объединяются, когда надо убрать третьего. Здесь суть качаний и, и, их непрерывных взаимных претензий и соглашений». [385]

«Когда в октябре 1987 г., желая подыграть, выступил на Пленуме ЦК против Секретариата и персонально против, то абсолютное большинство членов ЦК решительно поддержали последнего. Для это был в высшей степени тревожный звонок: он предупредил, что уровень влияния генсека в ЦК стремительно падает и что его право на власть становится в глазах партии все более проблематичным».

Тот Пленум, естественно, расправился с ретивым перестройщиком Москвы. 11 ноября 1987 состоялся пленум Московского горкома КПСС, который признал выступление на Пленуме ЦК политически ошибочным, освободил его от обязанностей первого секретаря горкома «за крупные недостатки, допущенные в руководстве Московской городской партийной организацией». [386]

Та кончилась очередная и не последняя битва за Москву. Для это была сомнительная победа над. Поражение не слишком долго заставило себя ждать (см. пункт настоящей книги).

«Ни сам, ни кто-либо другой за эти годы так и не сумели толком объяснить, почему он осенью 1987 года вдруг взбунтовался. Это глядя из сегодняшнего дня мы знаем, что он интуитивно поступил правильно, что этот бунт со временем и сделает его народным любимцем и первым президентом России…

Он рисковал всем — и карьерой, и здоровьем, и чуть ли не всей жизнью, и потерял тогда все. Его считали конченным человеком, который сам себя погубил. И все были уверены, что ему уже не подняться». [387]

Но умом, как известно, Россию не понять.

4.7.1. «…Власть есть власть, а человек, отведав однажды этого зелья, с каждым разом требует его себе все больше и больше. О, какая приятная штука — власть. До тех пор, разумеется, пока она у тебя в руках, а не ты носишь ярмо чужой власти», — так писал венгерский писатель Кальман Миксат (1847-1910). [388]

Получив в марте 1985 года должность Генерального секретаря ЦК КПСС, получил высшую власть, ограниченную коллективным мнением членов Политического бюро ЦК КПСС, да и частично самого Центрального комитета. С одной стороны это ограничивало его власть. В принципе в любой момент Центральный комитет сам или по подсказке недовольных членов Политбюро мог поднять вопрос о смене лидера. Так получилось всего один раз ( в 1964 году) в истории Советского Союза, но попыток совершить такой захват власти было больше.

И так, во-первых, это было. А, во-вторых, получил власть как бы в кредит при условии, что он быстро выведет страну из кризиса.

Разумеется, с другой стороны в коммунистическом режиме срабатывал принцип подчинённости. Получивший номинальную власть, мог относительно несложно после многочисленных интриг убрать потенциальных и реальных конкурентов. [389] Так поступали все руководители страны, которые получали власть на сколько-нибудь долгий срок (,, ). Но им требовалось некоторое время, обычно несколько лет, чтобы закрепиться во власти. Причём, один из них после нескольких побед в конце концов все же проиграл .

Несколько лет для укрепления власти все же требовалось. А, кроме того, было условие (быстро вывести из кризиса).

Бунт (или его попытка) избравших против избранного был практически неизбежен. Именно так было со всеми тремя долгожителями коммунистической власти (,, ). Против некоторых было даже несколько бунтов. не мог быть исключением при коммунистическом способе правления. Вероятно, это он понимал.

«…При столь беспомощных и одновременно беспринципных действиях генсека к нему стало проявляться со стороны членов ЦК критическое отношение. Одновременно быстро стал набирать политический вес Секретариат ЦК, которым руководил. Способствующий в марте приходу к власти, а позже превратившийся постепенно в его наиболее сильного в КПСС политического оппонента».