Цицерон успел прошмыгнуть внутрь, прежде чем Хэл пинком закрыл дверь.

Здесь, вблизи кормы, шум и вибрация заглушали все остальные звуки. Под полом ходил взад-вперед огромный шатун, передавая мощь двигателей громадному гребному колесу.

Розалинду подбросило на пружинах, ее оборки разлетелись в стороны и парик съехал набок. Ее сердце билось так же быстро, как лопасти о воду. Отметив, что жалюзи опущены, спасая их от любопытных глаз, она попыталась придумать какие-нибудь возвышенные слова, но тут на нее бросился Хэл и их губы сомкнулись. Подминая ее под себя, Хэл смело раздвигал коленом ее ноги. Никакие юбки с подъюбниками и нижним бельем не могли помешать ее лону сжаться в сладостном томлении. Неужели всего день с небольшим прошел с тех пор, как она прикасалась к нему в последний раз? Розалинде казалось, что минула целая вечность… Она едва не потеряла его здесь, в Омахе…

Содрогаясь, Хэл пробежал губами по ее шее, потом поласкал языком самое чувствительное место за ушком, а она лишь стонала и извивалась в отчаянной мольбе продолжать.

Он потерся о ее ногу своей ногой, сдвинув в сторону трусики из тонкого батиста, чтобы подразнить женскую плоть.

– Боже всемилостивый, Хэл!

Он ущипнул ее, и она, вскрикнув, кончила.

Тогда Хэл начал срывать с нее одежду. Отлетали пуговицы, рвались кружева, что-то трещало, но ей было все равно. Ее грудь вновь сжималась, заставляя трепетать тело.

– Я хотел бы услышать, как ты кричишь, – обронил Хэл, кидая на бюро ее парик.

– Что? – Распахнув глаза, Розалинда уставилась на него, но его вид заставил ее забыть о логике: Хэл блистал великолепной наготой и боевой готовностью.

– Очень громко, естественно. Очень, очень громко. – Он стянул с ее плеч разорванный воротник. – Теперь мы женаты, и я хочу, чтобы весь мир знал об этом.

– Громко, – повторила Розалинда, очарованная простотой его цели.

Ее соски затвердели до боли, выражая свое безмолвное согласие.

Из чехла на шее Хэл вынул нож. Розалинда закрыла глаза, чувствуя, как сочится между ног роса. Господи, смилуйся. Почему ей не хватает здравомыслия обуздать его своеволие, изобразить хотя бы видимость благопристойности, приличествующей супружеской постели? Увы, она не могла думать ни о чем другом, кроме его сильных рук, эспаньолки, языка и тех волшебных ощущений, которые он вызывал у нее, исследуя потаенные женские секреты.

Розалинда застонала, когда он разрезал шнуровку на ее корсете и разорвал дорогую сорочку.

– Ты чертовски прекрасна! – восторженно произнес Хэл. – Сейчас самый разгар дня, и я вижу каждый дюйм твоего тела. Моя дорогая, сегодня нас ждет отличная скачка!

Упав перед ней на колени, он положил себе на плечи ее ноги и поцеловал ямочки под коленями.

– Бога ради, только не там! – воспротивилась Розалинда. Она не раз теряла разум от ласк, которые, однажды начинаясь, уже никогда не прекращались.

– Серьезно?

Он лизнул ее и ощутил на языке первый след росы. Розалинда застонала; ее лоно судорожно сжалось, и она затрепетала.

– Может, здесь тебе больше понравится? – приглушенно прозвучал его голос: Хэл неумолимо приближался к цели.

Она снова застонала. – Ты не забыла, что тебя должны слышать? – напомнил он, изводя ее пальцами. – Кричи громче.

– Я никогда этого не делала, – возмутилась Розалинда. – Никогда! К тому же леди так себя не ведут.

– В таком случае к черту благородные манеры. Ты моя, и мир должен это знать. Лучше послушай меня, иначе я не позволю тебе кончить. – Хэл ввел в нее два пальца и пошевелил ими.

Розалинда изогнулась, оторвав бедра от кровати. Ее голова откинулась назад, и она ахнула от острых ощущений, пронзивших тело.

– Громче, – велел Хэл, прикладываясь к ней ртом. Его пальцы снова зашевелились, растягивая ее.

Когда он ввел внутрь третий палец, за которым вскоре последовал четвертый, Розалинда взвизгнула и закричала, бесстыдно подставляя ему свои бедра.

Она молила его и ругала, пуская в ход весь словарный запас, который усвоила от докеров Миссисипи, но он заглушил ее ругань, закрыв ее рот своим.

Наконец большие ладони приподняли ее бедра, и массивная горячая плоть вошла туда, где ей и надлежало быть.

Он идеально подходил ей. Она была создана для него и только для него.

Хэл оторвался от ее рта. Его грудь тяжело и быстро вздымалась, щекоча ее воспламененные соски грубыми волосками. Изгибаясь под ним, она в бесстыдной мольбе о продолжении потерлась о него бедрами.

Обняв ее за плечи, Хэл еще теснее прижал к себе ее тело, потом с громким стоном стал совершать могучие броски, как шатун, толкавший гребное колесо «Красотки», а Розалинда стонала и рыдала, выражая удовольствие.