Где-то за спиной Джессалин хлопнула дверь, и девушка резко обернулась в седле. В дверях сторожки вырисовывался высокий, стройный мужской силуэт, при виде которого у нее внутри что-то уже привычно оборвалось и перевернулось.

– Добрый день, лейтенант! – окликнула она его. Голова Трелони дернулась, как от удара. Секунду он стоял неподвижно, после чего размашистым шагом направился к ней.

– Какого черта ты здесь делаешь? – прорычал он. Улыбка Джессалин моментально померкла.

– Я просто… Я хотела спросить, не хотите ли вы прокатиться верхом.

– Моя лошадь хромает, а сам я очень занят.

На нем была грубая рабочая одежда, какую обычно носят рудокопы – синяя шерстяная куртка и старые тиковые брюки. Картину дополняли перекинутый через плечо мешок и небольшая кирка, заткнутая за пояс. Не сказав больше ни слова, он развернулся и широким шагом направился прочь.

Чтобы догнать его, Джессалин пришлось пустить Пруденс вскачь. Лейтенант был небрит, складки у рта углубились, веки покраснели. К тому же он тяжело дышал, словно каждый вдох давался ему с большим трудом. Джессалин поняла, что с ним: Маккейди Трелони выглядел в точности, как Майор наутро после крепкой попойки. И Джессалин решила вести себя с ним так же, как с Майором в таких случаях, – пропускать его грубые выпады мимо ушей.

– Куда вы идете? – поинтересовалась она, лучезарно улыбаясь.

Она была почти уверена, что ее вопрос останется без ответа. Однако через некоторое время Трелони неохотно буркнул:

– К «Уил Пэйшенсу».

«Уил Пэйшенс» называли старый, давно заброшенный медный рудник на южном берегу, у самой границы поместья Сирхэев.

– Но рудник ведь большой. А куда именно… Трелони поднял голову. Если можно было бы убивать взглядом, то Джессалин была бы уже мертва.

К чертовой матери!

– Ну что это вы, лейтенант! Зачем же так явно демонстрировать мне свое плохое настроение? Или вы рассчитываете на мое сочувствие? В таком случае вынуждена вас разочаровать – вы этого вряд ли добьетесь. Скорее ваше бурчание может оказать прямо противоположное воздействие.

– Мое… что? – Он даже остановился и посмотрел на нее так, будто страшно удивился ее нахальству.

– Бурчание. Вы капризничаете, как маленький мальчик, которого выпороли и отправили спать без ужина. Какой злобный великан так нехорошо с вами поступил?

– Ну что вы, мисс Летти! Я счастлив, как таракан, добравшийся до печенья, как блоха на шкуре у осла, как, черт побери, козел в огороде. А теперь, будьте так добры, оставьте меня в покое. Мне надо заняться делом. – С этими словами Трелони быстрым шагом направился дальше, тщетно пытаясь скрыть свою хромоту.

Джессалин пришпорила Пруденс, обогнала его и поставила лошадь поперек дороги. Продолжая широко улыбаться, наклонилась и протянула руку.

– Ну же, лейтенант, хватит дуться. Пруденс вполне может везти двоих.

– Кажется, я предупреждал, чтобы ты держалась от меня подальше.

Рассчитанная жестокость его слов потрясла Джессалин, она совершенно растерялась. Чтобы удержать набежавшие на глаза слезы, ей пришлось крепко зажмуриться. Дрожащими руками она искала и никак не могла нащупать вожжи – ей хотелось поскорей развернуть Пруденс. Но Трелони схватил удила и остановил лошадь.

– Ты, верно, думаешь, что тебя защитят благородное происхождение и молодость. Что из-за этого меня вдруг одолеет совесть, которой у меня никогда не было, и я тебя пожалею. Так вот, ты ошибаешься. Представь себе, что я огонь. И если маленькие девочки будут со мной играть, они обязательно обожгутся.

Джессалин смотрела на его поднятое вверх лицо. Оно было непроницаемо, словно прибрежные скалы. Джессалин не могла заставить себя поверить, что он может причинить ей зло. Она просто не хотела в это верить.

Еще раз протянув руку, она сказала:

– Я доверяю вам.

Губы Трелони скривились в недоброй улыбке.

– Ой, напрасно, мисс Летти. Никогда не доверяйте мне, – сказал он, но все же взял протянутую руку.

Они ехали молча. Его грудь прижималась к ее спине, а руки слегка обнимали за талию. Затылком Джессалин чувствовала его дыхание. Оно трепетало и касалось ее кожи, как крылья тысячи бабочек.

Силы покинули Джессалин – будто ее несло мощное течение, которыми богата бухта Крукнек.

В окрестностях «Уил Пэйшенс» было пустынно. Берег почти отвесно обрывался в море. Здесь не было ни бухт, ни даже узенькой полоски пляжа – только острые голые скалы, изъеденные ветром и непогодой.

Главное здание рудника возвышалось на скалистом мысу. Внизу плескались волны. На фоне затянутого тучами неба высокая кирпичная башня напоминала развалины собора. Вокруг не было никаких признаков жизни. Ветер свистел в пустых провалах окон, и от этого казалось, что в башне до сих пор живут призраки давних времен – звон колокола, возвещающего о начале смены, шум машины, приводящей в действие насос, и смех рабочих, выходящих на солнечный свет после десяти часов, проведенных в темном чреве земли.