– Вам нравится очаровывать этих лакеев? – спросила Кэтриона, когда они остались вдвоем.

Они стояли во дворе гостиницы, расположившейся неподалеку от английской границы. Мимо неслись экипажи, грохоча колесами по булыжнику. Стучали копыта лошадей. Но Кэтриона ничего не замечала. Она не знала, где он провел ночь, однако утром Доминик явился отдохнувший и посвежевший: парик на месте, ливрея вычищена. Несомненно, маркиз тайно помогал своему другу.

– Я ведь не зря был офицером, – небрежно напомнил Доминик. – Как видите, за годы службы я научился находить общий язык с людьми.

Непонятно, какая нечистая сила побуждала ее бросать ему вызов, даже сейчас, когда он не давал для этого повода.

– Брат лорда снисходит до увеселения слуг! Я воспринимаю это как своего рода пренебрежение ко мне. Остается только сожалеть, что вы так доброжелательны к ним и допускаете вольности по отношению ко мне.

– Кэтриона, о чем вы говорите? – Зеленые глаза Доминика сузились.

Она оглянулась на двор, переполненный спешащими конюхами, носильщиками с грузом на согнутых спинах, шествующими позади благородных лордов и леди.

– Я говорю о том, что существуют разные миры. Люди, живущие в них, неизбежно соприкасаются друг с другом, так же как листья опадают в общую канаву. Но дубовый и березовый лист никогда не встретишь на одной и той же ветке.

– Однако их можно встретить в одном и том же лесу, – возразил Доминик.

Она перевела на него глаза.

– О, в наше время шотландские березы чаще бывают одиноки. Дуб, о котором я говорю, растет на английской земле.

– Мне бы хотелось думать, – шепнул ей на ухо Доминик, – что вас это огорчает.

Она отвернулась и поставила ногу на подножку экипажа. Через несколько часов поездка закончится, и нужно радоваться, что они больше никогда не увидятся.

Было довольно темно, когда они прибыли на небольшой постоялый двор вблизи Эдинбурга. Со своим караваном экипажей и свитой слуг маркиз путешествовал уже семнадцать часов. Уставшие мужчины слегка пошатывались, войдя в гостиничный двор, горничные зевая пробирались за ними, и только Доминик легко прыгал по булыжнику, обнаруживая необычайную гибкость и ловкость. Это при его-то росте! Маркиз тоже казался неутомимым: краем глаза Кэтриона видела, как он держал жену за руку, помогая ей вылезти из кареты, затем вел ее в гостиницу, двигаясь с изяществом танцора. Франс для него была тем же, чем вино для кубка.

Поразительная пара! Кэтриона даже перестала дышать. Неужели после чревоугодия она впала в грех, самый постыдный и сжигающий? Зависть пожирает человека, гложет его сердце, причем медленно и долго, прежде чем превратит его в пустую оболочку. Кэтриона вовсе не хотела маркиза для самой себя, но, Боже, как она завидовала его жене, завидовала ее уверенности, ее привлекательности, ее умиротворенности. Довольство, казалось, так глубоко вошло в эту женщину, что никакие ветра не могли смутить ее покой. Это спокойствие зиждилось на ее уверенности в том, что она любима мужчиной и что сама она любит его больше жизни.

– Не вешай голову, парень, – сказал бодрый голос за спиной. – Давай я помогу тебе.

Кэтриона взглянула на Доминика и почувствовала, как к глазам подступают горячие слезы. Черты его лица виднелись как в тумане. Неожиданно силы оставили ее – она покачнулась и схватилась за косяк двери, испугавшись, что сейчас расплачется. Это было бы отвратительно.

– Да твой дружок засыпает на ходу! – крикнул Доминику кто-то из слуг.

Несмотря на усталость, остальные мужчины засмеялись. Доминик отставил картонные коробки.

– Не беспокойтесь, ребята! Сейчас я его доставлю. – Он схватил Кэтриону за запястья и забросил себе на плечо. – Спрячьте лицо в воротник, – прошипел он ей, – и слегка побрыкайтесь.

Частицы пудры с его парика осыпались ей на лицо и с прорвавшимися слезами попали в нос. Она чихнула, и Доминик тряхнул ее отнюдь не мягко, а затем под несмолкавший смех мужчин понес в гостиницу.

В отведенной для них клетушке в мансарде он усадил Кэтриону на одну из кроватей, снял с нее парик и убрал с ее лба влажные волосы. Она проглотила слезы и, засопев, уткнула лицо в подушку.

– Я вас хорошо понимаю, – сочувственно сказал он. – Черт побери, я испытываю то же самое. Найджел и Франс – два диких лебедя, созданные друг для друга, – это то, чего хочет каждый, но редко находит.

– Нет, это не то, чего хочет каждый! – пробурчала она в подушку. – Есть более важные вещи.

– Будь я проклят, если в этом мире есть что-то более важное, чем любовь! Спокойной ночи, дорогая. – Доминик повернулся к двери.

Кэтриона сидела пристыженная тем, что обнаружила свою слабость, из-за чего ему пришлось защищать ее перед другими мужчинами. Если б он не проявил находчивости, ее бы разоблачили немедленно, и все их планы пошли бы насмарку.