Преторианцы уволокли безвольное тело ослеплённого, против воли сыгравшего роль Эдипа. На сцене вновь появился Мнестер. Глаза актёра были перевязаны красным платком. Подражая слепому царю, он пошатывался и опирался на руку дочери Антигоны — переодетого мальчика, чьё нарумяненное лицо напомнило публике о спинтриях покойного Тиберия.

Прозвучали заключительные слова трагедии. Зрители шумели, выражая одобрение. Кто-то попытался свистнуть, но соседи живо закрыли ему рот. Калигула поднялся с кресла и, подойдя к мраморным перилам ложи, небрежно бросил под ноги Мнестеру кожаный мешочек с сестерциями. Расстроганный до слез актёр повалился на колени и приложил к губам подарок императора.

— Приведите его сюда! — распорядился Калигула.

Несколько минут спустя запыхавшийся и счастливый Мнестер стоял перед императором.

— Ты хорошо играл! — одобрительно заявил Гай Цезарь. — Скажи, ты тоже представляешь комедии?

— Да, цезарь! Все, что прикажешь! — восторженно ответил Мнестер. — Комедии, трагедии, сатиры, ателланы…

Калигула бегло оглядел его с ног до головы. Несколько капель пота стекало по лицу актёра, смешавшись с белилами. Мнестер был изнеженно красив. Такой тип красоты нравится женщинам, падким на легкомысленные удовольствия, и мужчинам, подобным покойному Тиберию. Вспомнив о Тиберии, Гай оживился.

— На вилле в Капри мне посчастливилось увидеть забавное зрелище, — прищурившись, прошептал он. — Спинтрии устроили его в саду для цезаря…

Слухи о забавах на острове Капри все ещё бередили воображение римлян. Мнестер понял и млеюще передёрнулся. Большие чёрные глаза актёра масляно заблестели.

— Скажи, каким было зрелище — и я устрою для тебя такое же! — порываясь поцеловать императорский перстень, пообещал он.

— Обязательно! — император неуловимо переглянулся с актёром. Склонные к пороку, они поняли друг друга с полуслова. — Юлия Друзилла и я будем единственными зрителями! — Гай с нежностью посмотрел на девушку, которая, прикусив нижнюю губу, прислушивалась к разговору.

Мнестер поклонился, приложив руку к груди. Дешёвые цветные стекла сверкнули в жестяном ободке, который изображал диадему царя Эдипа. Зато на среднем пальце актёра красовался перстень с настоящим сапфиром. Мужчины, жаждущие частных представлений Мнестера, дорого платили за них.

— Сегодня вечером я даю званый обед для римской знати, — тоном, не терпящим возражений, проговорил император. — Ты будешь развлекать гостей. Знаешь эту комедию?.. — Калигула задумался, запустив пальцы в рыжие волосы. — В некоем греческом городе мужчины объявили, что жены отныне должны быть общие. И старухи вскоре начали жаловаться, что ими пренебрегают. Тогда городские власти издали закон, по которому мужчины обязаны переспать со старухами, прежде чем получить право на обладание молодыми красавицами.

— Конечно! — обрадованно воскликнул Мнестер.

— Замечательно! — с деланным равнодушием кивнул Калигула. — Представишь её вечером перед гостями. А ночью, в моей опочивальне — то зрелище, о котором я сказал прежде.

Изображая согласие, Мнестер напыщенно склонил голову. В плавном движении набелённого подбородка снова проскользнула грация, свойственная женщинам.

Вечером император принимал гостей. Привередливую римскую знать обслуживали двести мальчиков-рабов почти одного роста и с одинаково уложенными кудрями. Блюда с жареными фламинго и павлинами торжественно проплывали между обеденными ложами. В узких амфорах пенилось дорогое вино.

Справа от императора возлежала Друзилла, с наигранным равнодушием встречающая любопытные взгляды. Место слева пустовало.

Невий Серторий Макрон задумчиво жевал мягкое павлинье мясо. Не обращая внимания на сотрапезников, он неучтиво отмалчивался в ответ на приветствия и вопросы. Неожиданно решившись, Макрон грузно поднялся сложа и подошёл к императору. За префектом семенил юный раб, неся сосуд с вином.

— Отведай вина, Гай Цезарь! Эта амфора хранилась в подвалах Тиберия почти двадцать лет, — Макрон поднёс Калигуле позолоченный кубок, в котором соблазнительно плескалось фалернское.

Гай снисходительно улыбнулся префекту. Вино действительно было отменным и оставляло во рту вкус терпкой сладости.

— Выпей ещё! — Макрон самолично наполнил вновь кубок императора.

Калигула с нескрываемым удовольствием осушил кубок. Макрон внимательно наблюдал за ним. Пытался уловить момент, когда император будет в меру пьян, чтобы выслушать префекта, понять и не рассердиться. С трезвым Калигулой Макрон уже не решался заговаривать о серьёзных делах. Опасался в очередной раз нарваться на обидную отповедь.

Заискивающе улыбаясь, Макрон размышлял: «С каким удовольствием я спихнул бы этого неразумного юнца с императорского кресла! И сам занял бы его место! Я — да! — сумею достойно править Римом. Но пока живы потомки Августа — кому нужен солдат из безвестного рода Серториев?! А потому лучше мне действовать, стоя в тени императора!»

Заметив пьяный блеск в глазах Калигулы и вялую усталость в его теле, Макрон решился.

— Великий цезарь! Позволь мне поговорить с тобой! — униженно прошептал он.