Калигула рассмеялся находчивому ответу Криспа.

— Ты — как дитя, сосущее грудь у разных кормилиц! — заметил он. — Когда минует год со дня смерти Агенобарба — женишься на Агриппине.

— Спасибо, цезарь! — Пассиен Крисп расстроганно поцеловал императорский перстень.

Опорожнив очередную чашу с вином, Калигула пожелал облегчиться.

— Сейчас вернусь, — отдуваясь, сказал он Друзилле.

Встав из-за стола, Гай Цезарь вышел из триклиния. Пройдя по слабо освещённой галерее, добрался до статуи Катона Цензора. Тот в своё время прославился, как великий поборник нравственности и порядочности. Злорадно усмехаясь, Калигула помочился на праведника-Катона. Оправив тунику, он пошёл назад в триклиний.

Любовная пара самозабвенно целовалась в темноте за колонной. Женщина выгнулась сладострастной дугой, прижалась телом к любовнику. Мужчина осыпал её поцелуями и жадно ощупывал округлые формы. Заслышав шаги императора, женщина тихо вскрикнула и убежала, пряча лицо в складках покрывала. Калигуле показалось, что он различил фигуру и причёску сестры Ливиллы. Мужчина остался на месте, смущённо переставляя ноги. Он узнал Гая Цезаря и не посмел уйти, не поприветствовав его.

— Это ты, Сенека? — насмешливо спросил Калигула, подходя поближе.

— Да, Гай Цезарь! — подтвердил философ.

Гай рассмеялся:

— Тощий, некрасивый и немолодой, ты все же пользуешься успехом у женщин! Какие «Трактаты о любви» ты читаешь красавицам в постели?!

— Гай Цезарь! Молодость даёт любовнику пыл, но опыт приходит со зрелостью, — с почтительной улыбкой заметил Сенека.

— Что за женщина была с тобой?

Сенека промолчал и отвёл взгляд. Калигула подозрительно прищурился, стараясь прочитать в смущении философа имя любовницы.

— Ливилла?! — догадался он.

Сенека приложил руку к сердцу и сделал шаг вперёд.

— Нет, цезарь! Клянусь, это была не она!

Философ испугался. Он искренне не хотел навлечь подозрений на девушку, поверившую ему и одарившую юной любовью. Гай не позволил обмануть себя.

— Не лги! — прикрикнул он, наступая на Сенеку и пренебрежительно толкая его в грудь. — Признавайся, ты спишь с моей сестрой?!

— Прости, Гай Цезарь! Благородная Юлия Ливилла уже взрослая и может спать с кем ей угодно! — попытался защититься философ.

Гай, страшно исказившись в лице, замахнулся на Сенеку. Он сжался в ожидании удара.

— Славься, цезарь Калигула! — неожиданное солдатское приветствие заставило императора позабыть о Сенеке. Он обернулся и подозрительно уставился на молодого преторианца, застывшего с рукой, поднятой в приветственном жесте.

— Что ты сказал? — рассердился Гай. Он грубо оттолкнул Сенеку и теперь хотел излить злость на солдата, помешавшего разобраться с философом.

— Славься, цезарь Калигула! — повторил преторианец, гулко ударив в пол подошвой калиги.

— Как смеешь ты, идиот, называть меня Калигулой?! — злобно крикнул Гай, надвигаясь на солдата. — Или ты не знаешь, как положено обращаться к императору?! Моё имя — Гай Юлий Цезарь Август Германик! Повтори!

Преторианец испуганно упал на колени.

— Гай Юлий Цезарь Август Германик, — послушно пробормотал он.

Перекосившись от гнева, Калигула ударил его в лицо. Кровь хлынула из носа и залила кожаный панцирь, красную тунику и пол. Жалобно глядя на императора, преторианец пытался унять кровотечение тыльной стороной ладони. Калигула замахнулся ещё раз. Сенека поспешно схватил императора за руку.

— Гай Цезарь! Пощади его! — умоляюще крикнул он. — Разве оскорбить тебя хотел несчастный юноша?! Ты рос в отцовском лагере, среди легионов. Для солдат ты — Калигула! Под этим прозвищем ты им ближе всего!

Сенека корил себя за то, что гнев, предназначенный ему, вылился на безвинного преторианца. «Ты вырос, маленький Калигула! — с горечью думал он, глядя в искажённое бешенством лицо императора. — Вместо солдатских калиг носишь греческие сандалии с позолоченными ремешками. Неужели военное прозвище, данное легионерами отца, теперь тебе кажется позорной и бранной кличкой?!»

— Как я ненавижу тебя, Луций Анней Сенека! — презрительно процедил сквозь зубы Гай. — Ты — философ, и привык поучать. Но кто тебе дал право учить императора?!

Сгорбившись, Калигула заплакал. По-детски зашмыгал носом и вытер ладонью слезы. Император жалел самого себя. Он снова чувствовал себя мальчиком, который спасается от обид в объятих матери или за спиной отца.

— Пошли прочь! Оба! — глухо прикрикнул он и, пошатываясь, медленно пошёл к триклинию.

Вход в триклиний выделялся в полумраке ярким, светящимся квадратом. Гай остановился в дверном проёме и обернулся. Всмотрелся в темноту, отыскивая взглядом Сенеку и преторианца. Тех уже не было. Они поспешно исчезли. Гай жестом подозвал Кассия Херею, следившего за порядком.