Решив не терять время на выслушивание всей этой ерунды, я отправился прямиком на кухню. Вот там-то меня и проняло по-настоящему. Хоть в портовых кабаках Альме частенько доводилось наблюдать весьма неприглядные последствия пьяных поножовщин, здесь всё оказалось намного жутче: именно на кухне налётчики расправились с семьёй и прислугой хозяина постоялого двора. И сделали они это с какой-то нечеловеческой жестокостью, не пощадив ни женщин, ни детей.

Ухватив первый попавшийся под руку жбан с пивом, я сделал несколько глотков и только когда крепкий хмельной напиток ударил в голову, перевёл дух. Зачем же всех убивать было?

Женщин – жену и старшую дочь содержателя постоялого двора разбойники задушили, двух сыновей зарезали кухонными ножами, а самому хозяину размозжили голову обухом валявшегося тут же колуна. Непонятно зачем притащенному сюда слуге Арнсона, опознанному мной по серому плащу, как и вышибале, перерезали горло, а какому-то старику в обносках сожгли лицо, засунув головой в растопленную печь.

Стараясь успокоить дыхание, я отвернулся к окну и вновь присосался к жбану с пивом. Тень! Теперь ночью кошмары сниться будут. И аппетит надолго пропадёт – залитая кровью кухня постоялого двора больше всего напоминала пыточную какого-то весьма неряшливого палача.

И всё же что-то меня здесь удерживало. Мешало уйти в обеденную залу или просто закрыть глаза. Заставляло раз за разом разглядывать распростертые на полу тела. Что-то во всём этом настораживало, но что именно – понять никак не получалось.

Испачкав подошву в залившей пол крови, я вытер сапог о тряпку и неожиданно для себя выругался. Могу, конечно, заблуждаться, но всех этих людей убили на кухне и никуда после смерти не перетаскивали – лужи крови не смазаны и натекли рядом с телами. А это уже кое о чём говорит…

Опустившись на корточки рядом со слугой Арнсона, я внимательно осмотрел его перерезанное горло, но не углядев ничего подозрительного, перешёл к старику с сожженным лицом. А вот с ним всё оказалось совсем непросто: обноски точно с чужого плеча, ногти аккуратно подстрижены, а на ладонях ни одной мозоли. И кроме того – на среднем пальце левой руки белая отметина от недавно снятого кольца.

Что бы это значило?

Выпрямившись, я покачнулся от ударившего в голову хмеля и выглянул в обеденную залу. Отказавшись от безуспешных попыток разговорить находившуюся в шоке от пережитого девочку, которая всё так же прятала лицо в ладонях, Свори у отрытого окна что-то втолковывал остававшимся во дворе оруженосцам.

Проверив заточку предназначенного для чистки и разделки рыбы узкого ножа, я наконец взял себя в руки и уже совершенно спокойно вышел в обеденную залу. Эдвин, учуяв свежий запах перегара, положил на стол арбалет, но я, даже не взглянув в сторону старого слуги, прошёл мимо. В голове было пусто, на душе тоскливо и только гнавшее по жилам кровь сердце разжигало начавший медленно захлестывать меня огонь бешенства.

– Кейн? – Свори отвернулся от окна.

Настоятель арлийского монастыря, замолчав, тоже напряжённо следил за моим продвижением к входной двери. И чего, тень забери, он глаза вылупил? Смотреть больше не на что?

– Ничего, – мотнув головой и нарочито пьяно покачиваясь, я пошёл дальше к выходу во двор. На полпути остановился, и словно собираясь что-то спросить, повернулся к охраннику Арнсона. Спрашивать, впрочем, ничего не стал – молча воткнул ему под подбородок разделочный нож. Выпучив глаза, парень схватился за торчащую из шеи рукоять, но ноги у него подкосились, и он сполз по стене на пол.

– Эдвин! – Развернувшись, я едва успел присесть: молния, вылетевшая из руки чернокнижника, принявшего облик настоятеля арлийского монастыря, ударила в стену над моей головой и брызнула каскадом жгучих искр. Доски облицовки тут же посерели и осыпались невесомыми струйками пепла.

Едва не пропустив, удар Кевин Свори в последний момент отвел меч второго фальшивого охранника кованым наручнем и, выхватив из ножен кинжал, загнал его в глазницу не успевшему отпрыгнуть парню.

Жерар, не вполне разобравшись, что происходит, замахнулся топором на чернокнижника, но небольшой огненный шарик, сорвавшийся у того со сложенных ладоней, угодил крепышу в грудь. В следующее мгновенье заклятье лопнуло, разметав по зале клочья окровавленной плоти, обрывки одежды и раскалённые до красна звенья кольчуги.

Я выхватил метательный нож, но заклинатель одним неуловимым движением оказался рядом с дочкой хозяина постоялого двора, и, приставив к шее девочки изогнутый клинок, прижался спиной к стене. Лицо Карла Арнсона стекло с него, словно размокшая маска, слепленная из необожжённой глины. Превращение заняло доли секунды, и уже через миг перед нами оказался совершенно другой человек. Куда более худой, горбоносый, с тонкими бледными губами и мелькавшими в глазах сумасшедшими огоньками.

– Бросайте оружие, или она умрёт! – оскалившись, крикнул чернокнижник с решимостью загнанной в угол крысы.