Шрифт:
– Значит, вам было около двадцати одного года?
– Да. Ну так вот. На даму произвели впечатление мое красноречие и манеры. И она была одинока…
– Значит, она покупала вам одежду, обеспечивала вас, а взамен ожидала…
– Она желала всего лишь, чтобы кто-то скрасил ее одиночество – чтобы у нее был приятный компаньон, который мог бы ее выслушать, сопровождал на балах и светских раутах. Все было абсолютно невинно.
– Абсолютно невинно? Это непостижимо, Прескотт! Мне что-то не верится, что ей не хотелось чего-то…
– Благодарю вас за комплимент, Эдвина. Нет, чего-то большего ей не хотелось. – Прескотт покачал головой, погрузившись в воспоминания. – Она была добропорядочной женщиной. Вышла замуж за своего двоюродного брата, чтобы, произведя на свет наследника, оставить собственность в семье. У нее было несколько выкидышей, и, когда ее муж умер, так и не оставив после себя потомства, она обвиняла в этом себя. Ей был нужен компаньон – вот и все. – Он вскинул голову. – У нее был небольшой круг знакомых и подруг, которые вскоре тоже стали приглашать меня в качестве сопровождающего. Я постепенно втянулся в это занятие и не мог от него отказаться. Словно сел в поезд, который шел без остановок, и не мог с него сойти.
– Пока не умер директор Данн.
– Да.
– А леди Помфри? Неужели с ней все было так же невинно?
Прескотт молчал. Он понимал, что для Эдвины очень важно, что он ответит, и он не хотел провалить все дело. Он вздохнул и тихо ответил:
– Нет.
Голос у Эдвины задрожал.
– Полагаю, вас можно понять. Она красивая женщина.
– Она и вполовину не так красива, как вы…
– Перестаньте, право!
– Но…
– Довольно, Прескотт. Мне прекрасно известно, что у меня довольно большой нос. Что правда, то правда, и этого уже не изменишь. Я совсем не расстроилась из-за того, что сказала леди Помфри. Ну по крайней мере не очень сильно расстроилась.
– В таком случае что же вас беспокоит?
– Главным образом то, что люди могут быть так жестоки друг к другу. – Она то сжимала, то разжимала пальцы. – Что я оказалась способна на такую злость.
– Леди Помфри – еще та штучка. Настоящая змея.
– Прескотт, я тоже не ангел. Вы забыли? Я опрокинула ей на платье бокал кларета. И мне за это очень стыдно.
– Вы не собирались этого делать. Она оскорбляла Дженел, и вы не сдержались. Вы не виноваты в том, что случилось.
Эдвина покачала головой:
– Мне нужно было пресечь конфликт, а не усугублять его.
Прескотт схватил Эдвину за руку и, убедившись, что никто из гостей не обращает на них внимания, потянул ее в затемненный уголок в глубине оранжереи, за огромные кусты златоцвета.
– Удивительно, что вы приняли этот случай так близко к сердцу. Но вы слишком суровы к себе, Эдвина. Вы уже принесли свои извинения лорду и леди Кендрик, и они едва ли в обиде на вас.
– Не утешайте меня, Прескотт. Я просто пытаюсь сделать для себя выводы и учиться на своих ошибках. Если мне придется иметь дело с женщинами, подобными леди Помфри, мне нужно найти более удачный способ поведения.
– Вы собираетесь иметь дело с женщинами, подобными леди Помфри?
Эдвина пожала плечами и отвела глаза.
– С женщинами, с которыми вы спали.
– Ах вот в чем дело! Понятно… – Прескотт запустил руку в свою шевелюру. Ему не хотелось поднимать эту щекотливую тему.
– По правде сказать, дело не только в ваших знакомых дамах, Прескотт. Речь идет обо всех людях с нелегким характером, с которыми мне приходится сталкиваться в жизни. Меня восхищает, как вы хорошо понимаете Дженел, а я не замечала того, что с ней творилось. Я даже была готова выгнать ее из общества. К своему стыду. – Эдвина была искренне озадачена. – Мне нужно научиться улаживать все миром, а не возбуждать в других чувство враждебности. Вы можете мне помочь в этом?
Глава 28
Глядя в темные, блестящие глаза Эдвины Росс, Прескотт уже не в первый раз подумал о том, что она очень сложная женщина. Она взвалила на себя ответственность за стычку с Дафни, пыталась анализировать свои действия для того, чтобы улучшить взаимоотношения с другими людьми. Все это говорило о сильном характере и было достойно уважения.
– С кем вы мысленно готовитесь иметь дело, Эдвина? – Прескотт ощутил себя в неведомой ему дотоле роли покровителя. – С вашим отцом?
Она вздохнула и отвела взгляд.
– Ну да. Вы угадали.
– Ваш отец агрессивный человек? Он когда-нибудь… – Прескотт понизил голос, – поднимал на вас руку?
– Только один раз, когда мне было лет десять. Да и то тогда я сама была во всем виновата: взяла и постригла свою сестричку.
– Правда? – спросил Прескотт. – Из озорства?
– Нет. Из любви к прекрасному. Я была недовольна своими черными локонами, и сестричка предложила мне несколько своих прядок. Я отстригла у нее волосы и прикрепила их к своим собственным.