Это разрушение может состоять либо в приписывании «пагубному» аспекту, осознаваемому, тем не менее, как таковой, того места, которое нормальным образом должно принадлежать «благотворному» аспекту, в признании даже некоего господства над ним, либо в интерпретации символов в обратном законному смыслу значении, рассматривая как «благотворный» тот аспект, который в реальности является «пагубным», и наоборот. Однако следует заметить, что, учитывая только что нами сказанное, такая разрушительная деятельность может и не быть ясно видимой в представлениях символов, поскольку эти два аспекта не обозначены внешним различием, распознаваемым с первого взгляда: так, в изображениях, которые принято называть, впрочем, очень неточно, "культом змеи", часто априори бывает невозможно сказать, по крайней мере, если рассматривать только саму змею, идет ли речь об Agathodaimon или о Kakodaimon; отсюда многочисленные ошибки, особенно со стороны тех, кто, это двойное значение игнорируя, старается увидеть везде и повсюду лишь один только «пагубный» символ, как это и происходит уже довольно давно среди большинства западных людей; [128] то, что мы здесь сказали о змее, можно также применить к большинству других символических животных, по отношению к которым обычно привыкли, каковы бы ни были причины этого, рассматривать лишь один из двух противоположных аспектов, имеющихся у них в реальности. Для тех символов, которые могут занимать две противоположные позиции, и особенно для тех, которые сводимы к геометрическим формам, может показаться, что различие должно проявляться гораздо более четко; и тем не менее, фактически так не происходит, поскольку обе позиции одного и того же символа могут иметь законное значение, и при этом их отношение не обязательно будет «благотворным» или «пагубным», что есть, повторим это еще раз, просто одно из частных приложений среди прочих. В подобном случае важно знать, присутствует ли реально воля к «переворачиванию», как можно было бы выразиться, определенно противоречащая законному, нормальному значению символа; вот почему, например, использование перевернутого треугольника далеко не всегда есть знак "черной магии", как полагают некоторые, [129] хотя это и так в некоторых случаях на самом деле, а именно в тех, когда с ним связывается намерение, противоположное тому, которое выражается в треугольнике, вершина которого повернута кверху; отметим попутно, что такое намеренное «переворачивание» осуществляется также и со словами и с формулами, чтобы образовать что-то вроде мантры наоборот, как это можно констатировать в некоторых практиках колдовства, даже в простом "деревенском колдовстве", как оно еще существует на Западе.

Таким образом, ясно, что вопрос о переворачивании символов достаточно сложен и, мы бы даже сказали, достаточно тонок, так как для того, чтобы знать, с чем имеют дело действительно в том или ином случае, необходимо изучать не столько изображения, взятые, так сказать, в их «материальности», сколько те интерпретации, которыми они сопровождаются и с помощью которых объясняется то намерение, которое предшествовало их применению. Более того, самой опасной и самой умелой разрушительной деятельностью является, конечно, такая, которая не нарушает слишком явных особенностей, хорошо заметных любому, но которая деформирует смысл символов или переворачивает их значение, ничего не меняя в их внешнем виде. Но может быть, из всех самая дьявольская хитрость состоит в том, чтобы самому ортодоксальному символизму, такому, какой существует в подлинных традиционных организациях и, конкретнее, в инициационных организациях, которые как раз в подобном случае и имеются в виду, дать обратную интерпретацию, которая и является, собственно, свидетельством «контринициации»; и она не преминет воспользоваться этим средством, чтобы произвести смешения и двусмысленности, из которых она может извлечь определенную выгоду. В этом, по сути, и состоит весь секрет некоторых кампаний, очень показательных для стиля современной эпохи, проводимых против той или иной формы инициации в частности, при бессознательной поддержке людей, которые были бы по большей части удивлены и даже приведены в ужас, если бы могли отдать себе отчет в том, для чего их используют; к несчастью, иногда бывает так, что те, кто думает, что сражается с дьяволом, каких бы идей они при этом ни составляли себе, оказываются таким образом просто-напросто, без всякого сомнения, превращенными в его лучших слуг!

Фальсификация всех вещей, являющаяся одной из характерных черт нашей эпохи, как мы уже говорили, не есть еще разрушение, собственно говоря, но она достаточно непосредственно участвует в его подготовке; и может быть, лучше всего об этом свидетельствует то, что можно назвать фальсификацией языка, то есть неправильное использование некоторых слов, искажающее их истинный смысл, использование, которое в некотором роде навязывается постоянным внушением со стороны всех тех, кто под тем или иным предлогом осуществляют определенное влияние на общественный образ мысли. Речь уже не идет только о том вырождении, о котором мы говорили выше, и благодаря которому многие слова утратили качественный смысл, которым они обладали вначале, сохранив только один количественный смысл; речь, скорее идет об «искажении», когда слова применяются к вещам, к которым они не имеют ни малейшего отношения и которые даже иногда противоположны тому, что они значат нормальным образом. В этом заключается, прежде всего, очевидный симптом того интеллектуального беспорядка, который царит повсюду в современном мире; но не следует забывать, что сам этот беспорядок нужен тому, кто скрывается за всем современным отклонением; как раз такая мысль приходит, когда видишь, как сразу со всех сторон возникают попытки незаконного использования самой идеи «традиции» людьми, которые хотели бы неподобающим образом приспособить то, что она в себе заключает, к своим собственным концепциям в какой-нибудь одной области. Разумеется, речь не идет о том, чтобы не доверять доброй воле тех или иных людей, так как в большинстве случаев это скорее всего простое непонимание; невежество большинства наших современников в отношении всего того, что на самом деле обладает традиционным характером, является столь полным, что этому можно даже и не удивляться; но в то же время необходимо признать также, что эти ошибочные интерпретации и невольные недоразумения слишком хорошо служат некоторым «планам», чтобы не спросить себя, не обязана ли их растущая «диффузия» какому-нибудь из тех «внушений», которые господствуют в современном умонастроении и которые всегда по существу стремятся как раз к разрушению всего того, что есть традиция в подлинном смысле этого слова.

Сама современная ментальность во всем том, что ее характеризует специально как таковую, повторим еще раз (это никогда нелишне повторить), является продуктом обширного коллективного внушения, которое, не прекращаясь в ходе многих веков, определило образование и прогрессирующее развитие духа, в котором окончательно сосредоточивается весь ансамбль отличительных черт этой ментальности. Но сколь ни было бы сильным и изощренным это внушение, тем не менее может прийти такой момент, когда состояние беспорядка и нарушения равновесия станет на самом деле столь явным, что некоторые люди уже не смогут больше его не замечать, и тогда, возможно, произойдет «реакция», подвергающая опасности сам этот результат; представляется, что сегодня дело дошло именно до этого, и замечательно, что этот момент как раз совпадает по своего рода "имманентной логике" с тем моментом, в котором заканчивается чисто негативная фаза современного отклонения, обнаруживающего себя в полном и бесспорном господстве материалистической ментальности. Именно отсюда происходит на самом деле фальсификация традиционной идеи, стремящаяся отклонить от цели эту «реакцию», ставшая возможной из-за невежества, о котором мы только что говорили и которое само является одним из следствий негативной фазы: сама идея традиции была разрушена до такой степени, что те, кто стремится ее обнаружить, не знают в какую сторону направляться, и они оказываются готовыми принять любую ложную идею, которую им представят под этим именем вместо нее. Они, по крайней мере, до некоторой степени отдают себе отчет в том, что были обмануты открыто антитрадиционными внушениями и что навязанные им таким способом верования представляют собой лишь ошибку и разочарование; это, разумеется, кое-что значит в смысле «реакции», о которой мы только что говорили, но несмотря ни на что, если дело ограничивается этим, никакого реального результата из этого не может последовать. Это хорошо заметно, когда читаешь работы, довольно редкие, в которых можно встретить самую справедливую критику в адрес современной «цивилизации», но где, как мы уже раньше сказали, предусматриваемые для исцеления от обнаруживаемых зол средства обладают до странности диспропорциональным и незначащим характером, даже в определенном роде ребяческим: это, можно сказать, «школьные» или «академические» проекты, но не более; здесь нет ничего такого, что свидетельствовало бы о малейших познаниях более глубокого порядка. На этой стадии усилие, сколь ни было бы оно похвальным и достойным, легко может превратиться в деятельность, которая по-своему и независимо от какой-либо видимости будет в конце концов только лишь способствовать еще большему росту беспорядка и смешения в той «цивилизации», относительно которой она, как предполагалось, должна совершить восстановление.

Те, о которых мы только что говорили, могут быть названы «традиционалистами» в собственном смысле слова, то есть им присуще нечто вроде стремления или тенденции к традиции без всякого реального знания о ней; этим можно мерить все расстояние, отделяющее «традиционалистский» дух от истинного традиционного духа, который, напротив, по существу, предполагает такое познание и который, некоторым образом, имеет дело только с этим самым познанием. Короче говоря, «традиционалист» является и может быть лишь простым «исследователем», и поэтому ему всегда угрожает опасность сбиться с пути, поскольку он не владеет принципами, единственно способными дать безошибочное направление; и естественно, что эта опасность будет тем большей, что он встретит на своем пути все эти ложные идеи, как бы большое число ловушек, производимых властью иллюзии, главный интерес которой состоит в том, чтобы помешать достичь истинного завершения его исследования. Действительно, очевидно, что эта власть может удержаться и продолжать оказывать свое воздействие лишь при условии, что любое восстановление традиционной идеи будет невозможным, и больше, чем когда либо, в тот момент, когда она готовится продвинуться дальше в направлении разрушения, что и образует, как мы уже объяснили, вторую фазу этого действия. Для нее, следовательно, также важно заставить сойти с пути исследования стремящихся к традиционному знанию, чтобы, с другой стороны, они, рассматривая происхождение и реальные причины современного отклонения, не были бы способны раскрыть нечто из своей собственной природы и из своих средств влияния; для нее в определенном роде имеются две взаимодополнительные необходимости, которые можно было бы, по существу, рассматривать как позитивный и негативный аспекты одного и того же фундаментального требования ее господства.

Любое злоупотребление словом «традиция» может в той или иной степени служить этой цели, начиная с наиболее вульгарного, а именно с того, что является синонимом «обычая» или «привычки», производя тем самым смешение традиции с вещами самого низкого человеческого уровня и полностью лишенными всякого глубокого смысла. Но существуют другие, более тонкие искажения, и именно поэтому более опасные; все они, впрочем, имеют общее свойство низводить идею традиции на чисто человеческий уровень, но как раз наоборот, бывает и может быть чисто традиционным только то, что предполагает наличие элемента сверхчеловеческого порядка. В этом и состоит, в действительности, существенный пункт, который в определенном смысле конституирует само определение традиции и всего того, что с ней связано; и, разумеется, именно признанию этого любой ценой надо помешать, чтобы удержать современную ментальность в границах иллюзий и даже наделить ее и новыми иллюзиями, что, отнюдь не согласуясь с восстановлением сверхчеловеческого, должно, напротив, более действенно направлять эту ментальность к самым худшим разновидностям инфрачеловеческого. Чтобы убедиться в важности, придаваемой отрицанию сверхчеловеческого сознательными и бессознательными агентами современного отклонения, надо только посмотреть, сколькие из тех, кто претендует называться «историками» религий и других форм традиции (которые они вообще смешивают все под одним и тем же именем "религии") упорно их объясняют прежде всего чисто человеческими факторами; не имеет значение то, что эти факторы будут, в зависимости от школы, психологическими, социальными или какими-то другими, сама множественность объяснений, представленных таким образом, позволит легче соблазнить большее число людей; постоянным остается твердо принятое решение все сводить к человеческому и не оставлять ничего, что превосходило бы его; те, кто верит в ценность этой деструктивной «критики», отныне расположены смешивать традицию со всем чем угодно, потому, что в идее, которую им вдолбили, уже ничего нет больше такого, что реально ее отличало бы от всего того, что лишено всякого традиционного характера.

Если бы все то, что проистекает от чисто человеческого порядка, не квалифицировалось явным образом как традиционное, то в таком случае не было бы, например, "философской традиции" или "научной традиции" в современном и профанном смысле этого слова; и, разумеется, тем более не было бы "политической традиции", по крайней мере там, где отсутствует всякая традиционная социальная организация, как это и происходит в современном западном мире. Тем не менее, таковы некоторые выражения, которые используются сегодня повсеместно и образуют столько искажений идеи традиции; само собою разумеется, что если «традиционалистские» умы, о которых мы говорили выше, позволяют обратить свою деятельность в одну из этих областей и ею ограничить свои усилия, то их устремления оказываются таким образом «нейтральными» и становятся совершенно безобидными, даже если они и используются без их ведома в направлении, противоположном их намерениям. На деле доходит до того, что имя «традиции» применяется к вещам, которые по самой своей природе настолько явно антитрадиционны, насколько это возможно: говорят о "гуманистической традиции" или же о "национальной традиции", тогда как «гуманизм» есть не что иное, как само отрицание сверхчеловеческого, а установление. «национальностей» было средством, используемым для разрушения социальной традиционной организации Средних Веков. Можно не удивляться, в этих условиях, если однажды станут говорить также о "протестантской традиции", признают даже "светскую традицию" или же "революционную традицию", или если сами материалисты закончат тем, что объявят себя защитниками «традиции» просто в качестве представителей чего-то такого, что просто принадлежит уже по большей части прошлому! На той стадии умственного смешения, которой достигло большинство наших современников, ассоциации слов, самым явным образом противоречащих друг другу, уже больше не содержат ничего такого, что могло бы заставить их отступить или даже просто навести на размышления.

Это приводит нас еще к одному важному замечанию: когда кое-кто, заметив современный беспорядок, достигший к настоящему времени слишком явной степени, (особенно когда соответствующая точка максимума «отвердения» была пройдена) хочет «отреагировать» тем или иным способом, то не является ли лучшим средством сделать неэффективной эту потребность «реакции» ее ориентация на какую-нибудь из предшествующих и менее «продвинутых» стадий того же отклонения, когда этот беспорядок не был еще столь явным и представлялся извне, если так можно сказать, более приемлемым для того, кто еще не был полностью ослеплен определенными внушениями? Всякое «традиционалистское» направление, естественно, должно себя объявлять «антисовременным», но несомненно, оно не в меньшей степени может быть заражено современными идеями в более или менее ослабленной форме, но тем самым и труднее различимой, фактически же соответствующей, тем не менее, тому или иному этапу, проходимому этими идеями по ходу их развития; здесь невозможны никакие уступки, даже невольные и бессознательные, так как от начального момента до современного их завершения и даже еще по ту сторону от него все происходит и следует друг за другом неумолимым образом. В этой связи мы добавим еще следующее: работа, цель которой состоит в том, чтобы помешать любой «реакции», целящейся дальше, нежели только на возврат некоего меньшего беспорядка, прикрывающей, к тому же, этот его характер и позволяющей его провести как «порядок», в точности соединяется с той, которая исполняется с другой стороны для проникновения современного духа внутрь того, что еще осталось существовать на Западе от традиционных организаций любого порядка; одинаковый эффект «нейтрализации» сил, которые могли бы укрепить противостояние, достигается параллельным образом в обоих случаях. И даже о «нейтрализации» было бы говорить недостаточно, так как из борьбы, которая неизбежно должна вестись между элементами, оказавшимися таким образом сведенными к одному уровню, так сказать, и к одному и тому же месту, и взаимная вражда которых, по сути, представляет собой лишь ту вражду, которая может существовать между различной и, по видимости, противоположной друг другу продукцией, в конечном счете может выйти только новое увеличение беспорядка и смешения, что будет лишь еще одним шагом к окончательному распаду.