Шрифт:
Город был для этих людей источником благ — техники, развлечений, одежды, лекарств — но он был и источником беды. Он брал за свои блага две цены: мёртвыми, во время лицензионных визитов — впрочем, нечастых. Но куда больше — живыми. Потому что молодые убегали туда. Особенно молодые парни.
— Многие считают, — сказал он вслух, — что это естественный процесс. Что его только Полночь развернула обратно на какое-то время.
— Ты не отвлекайся, ты работай, — сквозь зубы сказал Андрей. — Аналитик… хренов.
— Бог в помощь, — раздалось сзади. Андрей оглянулся — во дворе стоял Костя. А за его спиной, опираясь на калитку, зевал Игорь.
— У нас в классе, — сказал он, справившись, наконец, с челюстью, — был парень по фамилии Хренов. Все его называли, естественно, Хрен. Однажды историк, увидев такое дело, возмутился. Хренов, говорит, как ты позволяешь себя так называть? Твое мужское достоинство, Хренов — это твое больное место…
Антон хохотнул. Андрей с неудовольствием покосился на него. Он уже заметил за Игорем эту особенность: сам не смеялся, но шутил — и смотрел, как смеются другие. Вампиром был, вампиром и остался — допинг только поменял…
Окно открылось, баба Таня выложила на подоконник какой-то шуршащий пакет.
— Андрiю! Ти ще тутай? А ну, подивися-но цього светра…
Она развернула пакет и встряхнула в руках чёрный свитер из тонкой шерсти, с синим узором.
— Вiн давно куплений, але його не носили. Вiзьми. [47]
— Я… — Андрей поперхнулся, — не могу. У меня… руки в краске.
— Давайте, баба Таня, — Костя подошел к окну, взял из её руки свитер. — Спасибо вам. А то у него всей смены одежды — один меч. А в нём холодно.
47
— Андрей, ты ещё здесь? А посмотри-ка на этот свитер. (…) Он давно куплен, но его не носили. Возьми.
— Если интенсивно махать — можно согреться, — вставил Игорь. — И, я слыхал, особо продвинутые мастера, вращая его над головой, защищались от дождя…
— Заткнитесь, — сквозь зубы сказал Андрей. — Вы, оба…
— Щас, — тихо прогудел Костя. И добавил, когда баба Таня исчезла в окне. — Придурок. Знаешь, как ей было нужно хоть раз столкнуться с одним из ваших? Так что будешь носить этот свитер, пока не сносишь — и бабу Таню вспоминать. Закончили? — Костя посмотрел на крыльцо — Закончили… Тогда пошли отсюда. Сестра Юля ждет, а по дороге и у меня разговор есть.
Они покинули двор бабы Тани, отмыв кисти и засунув банку с ними под крыльцо, Андрей и Антон кое-как ополоснулись у колонки, после чего все зашагали по улице, благо она в ширину как раз вмещала четверых в ряд.
— Я немного обрадовал доминиканцев тем, что перестану их утомлять своей тупостью, — сказал Костя. — Правильные книги читать научили, за что им большое спасибо… а дальше я уж самостийно. Но не в том дело. Завтра утром приходите в гвардианов сад. Будем обсуждать нашу дальнейшую судьбу.
— Нашу? — удивился Антон.
— Да, — твердо сказал Костя. — Нашу.
Если судить по тому, что брат-гвардиан называл садом, в тихом омуте у Михаила должны были водиться не черти, а какие-то их предпредыдущие ещё кистеперые разновидности. Антону состояние и настроение растительности живо напоминало картинку из учебника биологии — «папоротники, хвощи и плауны». Хотя на самом деле хвощей и плаунов на участке не имелось, а вот роскошный папоротник — хоть сейчас заводи для него ночь Ивана Купала — рос прямо посреди малинника, и бешеная, на голову выше Цумэ гвардианова малина почему — то его не глушила. Между деревьями тянулись и развевались какие-то длинные плети и метелки, стелились эпических размеров лопухи — корни у них оказались не просто съедобными, но и вкусными, а розовую черешню от белой отделял непроходимый барьер из высаженных вперемешку и разросшихся кустов смородины (сказал Игорь) и крыжовника (узнал сам). Отличить розовую черешню от белой было очень просто. Розовая стояла в розовом дыму, а белая — в светло-желтом. А вот запаха черешни было не различить. Потому что зима была мягкой и в меру снежной, весна выдалась ранней и теплой — и на неделю раньше положенного зацвела высаженная некогда по периметру сада вишня, и сад улетал к небу, а в центре, почти рядом со сторожкой стояли углом три старые, но ещё никак не дряхлые вишни-«склянки» — огромные шарообразные розовые кроны. А сирень вокруг здания ещё не зацвела, и это было правильно, потому что отойдёт вишня, отойдет слива и наступит время сирени и жасмина.
Они сели на траву кружком, почти касаясь друг друга ногами — и было во всем этом что-то очень детское из старых-престарых книг о таких вот запущенных местах, где дети играют в придуманные страны («папонты пасутся в маморотниках…»). Как-то даже не верилось, что разговор пойдет о настоящей войне, настоящих предательствах и смертях.
Костя закурил и обратился к Андрею:
— Рцы. В смысле — излагай концепцию, командир.
Андрей сидел, как в додзё — спина прямая, руки лежат на коленях.
— Я живу, чтобы драться с варками, — сказал он. — Я боевик подполья — им и останусь. Но в подполье дыра и хорошо, если просто дыра. Ростбиф — мой учитель — оставил мне что-то вроде завещания. Я хочу его выполнить. Мне кажется, что с тем, что я узнал здесь, я могу попробовать. Но это — задача-максимум. Задача-минимум — расчистить место. Выловить штабную крысу и убедить штаб либо принять мой план, либо разойтись.
— Не слабо, — кивнул Костя, давая прикурить Цумэ. — Как здесь говорят — дай Бог нашому телятi та й вовка з'їсти?