Загрядский смежил веки. Надолго закаменел лицом.

— Кто будет следующим некто? — спросил он, понизив голос.

— Вы давно не бывали в Сочи? — непринужденным голосом спросил Салин. — Слетали бы на недельку, зачем в Москве киснуть.

Загрядский бросил на Салина вопросительный взгляд. Салин утвердительно кивнул.

— Достаточно неожиданный ход, — промолвил Загрядский. — А если отправленный в отставку некто пойдет на попятную? Сейчас модно принародно правду искать.

Салин снял очки, пополировал стекла салфеткой.

— Все что угодно, Иосиф Михайлович. Вплоть до ареста или захвата в заложники семьи.

Загрядский покачал головой.

— Ну и нравы!

— А цена вопроса? — возразил Салин.

— Тогда — да, — подумав, согласился Загрядский.

Он побарабанил пальцами по ручке трости.

— И вы, Виктор Николаевич, не имеете к этому кино никакого отношения, — почти без вопросительной интонации произнес Загрядский.

— Не наш стиль. Прежде всего, я бы до такого не стал доводить.

— Сейчас их время.

— Но мы-то еще живы, Иосиф Михайлович.

— В этом вся проблема, — вздохнул Загрядский. — Она, конечно же, имеет решение. Но лично меня оно не устраивает.

Салин водрузил очки на нос. Сквозь дымчатые стекла упер взгляд в Загрядского.

— В столь деликатном вопросе вы хотите остаться свободным волей или предпочитаете отдать решение на откуп внешним обстоятельствам?

Загрядский окатил Салина холодным и колючим, как ледяной дождь, взглядом.

— Никогда бы не поверил, что человек вашего уровня и опыта способен опуститься до банальных угроз, — с расстановкой произнес он.

— Я не угрожаю, а стараюсь максимально точно обрисовать ситуацию. В расчете на полное взаимопонимание.

Пальцы Загрядского на трости зашевелились, как щупальца проснувшегося осьминога. Капелька света соскользнула с черного камня на перстне и ударилась о стекла очков Салина.

— Принято к сведению, — сухо обронил Загрядский.

Салин достал из кармана сложенный пополам листок.

— Я здесь, Иосиф Михайлович, чтобы ликвидировать некоторое недоразумение. Раньше, чем оно начнет порождать следствия, ликвидация которых потребует использование мер, мало приятных для нас обоих.

— Нас? — уточнил Загрядский.

— Именно, — кивнул Салин. — Часть вины лежит на вас.

Он развернул листок, словно проверяя последний раз, пробежал по строчкам взглядом и лишь потом протянул его Загрядскому.

— Это данные о трансакциях [55] . Список далеко не полный. Но вполне достаточный, чтобы утверждать, что ваши деньги, Иосиф Михайлович, оказались в моей системе.

Загрядский недоуменно поднял бровь. Взял листок. Медленно достал из нагрудного кармана очки. Просмотрел короткие строчки.

Через край листа послал Салину вопросительный взгляд.

— Что дальше? — расшифровал его Салин. — Добавьте к этой бухгалтерии факт гибели моего человека. При этом пропали документы чрезвычайной важности. Произошло это четыре дня назад. А сегодня мы зафиксировали вторжение чужого капитала. Суммы не бог весть какие. Всего-то сотня миллионов. Но адресно и точечно скупаются источники комплектующих для очень важного проекта. Думаю, вам не надо объяснять, что это такое. — Салин откинулся на спинку кресла. — У меня есть все основания предполагать, что денежная интервенция и ликвидация моего человека имеют один источник. Цель — перехват управления. Как это называется на языке нелюбимой вами политики, Иосиф Михайлович?

Загрядский сложил листок, осторожно положил его на угол стола.

— Казус бели? — спросил он.

— Именно — повод к войне! — Салин сбавил тон. — Вас она не коснется, если сумеете убедить меня, что никакого отношения к факту вложения капитала «Артели» в «Систему-Союз» лично вы не имеете.

Загрядский потянулся вперед, положил подбородок на ручку трости.

И надолго закрыл глаза, спрятав взгляд от Салина.

Вожак назначил встречу в лесопарке у гостиницы «Союз».

Захламленный, неуютный, пропахший гарью кольцевой автодороги перелесок Дикарь никогда бы не назвал ни лесом, ни парком. Но у людей всегда так: путаются в словах и понятиях, пытаясь из обрубков слов и смыслов сконструировать жалкое подобие истины. А она проста, как все, созданное Богом. Лес — это лес. Зверь — это зверь. Человек — тварь.

У лесопарка было только два достоинства. В него можно было войти с трех сторон: со стороны канала, из микрорайона или сбежав по откосу кольцевой автодороги. И еще — через парк шла высоковольтная линия. Если встать под ней, ни один прибор не зафиксирует, о чем шла речь.