Глеб махнул рукой, подзывая бармена. Парень невольно бросил взгляд на стакан с недопитым соком. Но клиент, даже сделавший столь незначительный заказ, все равно — клиент. А значит — право имеет.

Он подошел, чуть прогнулся над стойкой.

— Слушаю.

— Модный здесь?

Бледные веки бармена нервно затрепетали. Не ожидал. Глеб по его понятиям в друзья Леше Модному, прописавшемуся в этом обезьяннике, явно не годился.

— Он в бильярдной. — Бармен указал глазами в дальний конец зала, оттуда из-за занавеса из искусственных лиан доносился стук шаров и возбужденные мужские вскрики. — Но не там.

— В нижней? — спросил Глеб, чтобы ясно дать понять бдительной шестерке, что он, Глеб, не вчера с пальмы сорвался, кое-что и кое-кого знает.

— Да, там. — В голосе бармена пропало напряжение.

— Дай знать, что пришел Глеб.

Бармен выпрямился. Слабо потыкал Глеба взглядом.

Повторять Глеб не собирался. Поднял стакан и, закрыв глаза, стал медленно переливать сок в рот.

Когда открыл глаза, бармен в дальнем углу тряс шейкер и что-то скороговоркой говорил официантке. Девчонка, чтобы лучше было слышно сквозь музыкальную мутотень, льющуюся из динамиков, легла грудью на стойку и встала на цыпочки. Синий пиджак, забыв о своих телках, с жадностью осматривал острый задик официантки, обтянутый юбочкой леопардовой окраски.

Соседка тоже повернула голову. Погладила взглядом фигурку официантки. Смотрела мимо Глеба, и он четко заметил, какими всасывающими сделались ее зрачки, — как две воронки на осенней воде.

Официантка оторвалась от стойки, виляя попкой, прошмыгнула между столиками и скрылась в нише. Там, по витой лестнице вниз, находилась еще одна бильярдная. Для своих.

Соседка пошевелилась, от ее одежды поднялось невидимое облачко возбуждающего аромата.

Легкая судорога скользнула по бедру Глеба и забилась в пах. Он сладко прищурился.

«Самое оно. Именно этого мне не хватало, — подумал он. — Чуть разбавить злость. Иначе перегорю».

Чувственное, кисельно горячее возбуждение, вызванное соседкой, медленно смешивалось с багровым, мохнатым бешенством, загустевшим в груди. До появления соседки, как там ее — Наташа, кажется, — Глеб еле сдерживал себя. Острый запах перегретой шерсти поднимался из-под воротника его рубашки и щекотал ноздри. Предстояла схватка, в которой он был готов на все. Прежде всего — убить. С наслаждением, близким к оргазму, раскроить горло врагу. Получить в лицо шлепок горячей крови и зареветь от безудержного удовольствия.

Но именно это самое простое и естественное решение здесь, в этом обезьяннике, забитым недочеловеками, и было наименее возможным. Хоть и полулюди здесь собрались, но не звери же окончательно. Не поймут. По их убогим понятиям, гнобить и убивать людей можно, но с такими оговорками и противоречивыми правилами, что лучше уж совсем не делать, чем потом до Второго пришествия тереть — перетирать «по понятиям».

Глеб обвел взглядом зал. Под языком сразу же сделалось тошнотворно сладко, будто гной из флюса прорвало. Пришлось залпом допить сок.

Наташа достала из сумочки пачку «Кэпстэна». Пошарив, выудила зажигалку.

Глеб разочарованно вздохнул.

Тщательно выпестованный стиль незнакомки рухнул в один момент. Зажигалка оказалась банальным «Крикетом» из киоска.

Помедлив, выбила из пачки коричневую сигарету. Медленно, словно раздумывая, поднесла к губам.

Старалась зря. Глеб уже решил, что свою, «Ронсон» с платиновым отливом, он доставать не будет. Проколы в стиле мастер пиара не прощал никому.

Как петрушка из ящика кукловода, над стойкой возник бармен. Поставил перед Наташей высокий стакан с рубинового цвета коктейлем. Изловчился, жестом фокусника из воздуха достал зажигалку, поднес огонек к сигарете.

— Спасибо, Виталик, — качнув в губах сигарету, произнесла Наташа.

Голос у нее оказался грудой, мелодичный, с чуть слышной хрипотцой.

Выдохнула, окатив себя благородным запахом голландского табака.

Глеб, уловив движение за спиной, развернулся.

Официантка, совсем еще девчонка с забавно вздернутым носиком, притормозила на каблучках.

— Ох, — выдохнула она от неожиданности. — Простите. Вас там ждут. Леша с ребятами.

Она кивнула в сторону ниши, хвостик на ее голове весело подпрыгнул.

Глеб кивнул.

Оглянулся на Наташу. Она уже припала пухлыми губами к соломинке.

Жидкость в ее стакане, светло-рубиновая сверху, медленно темнея и наливаясь тяжестью, на самом дне становилась цвета загустевшей, остывшей крови.

Внутри у Глеба было так же: багрово-красно, кроваво и мертво.

— Хорошо! — Он по-волчьи ощерился.

Бодро спрыгнул с табурета и на пружинистых ногах пошел к черной арке ниши.

Леха Модный, в миру Алексей Малахов, получил погоняло за страсть к новым и красивым вещам. В спартанских условиях ИТУ удовлетворить подобную страсть можно только одним способом — раздеть очередной этап, одетый в нулевые робы, чем Леха занимался методично и весь срок. Сам срок он получил за разбой и хранение наркотиков. Но в подоплеке лежала вся та же неуемная тяга к красивой одежде.