Шрифт:
Сказать, что я чувствовал себя плохо, – значит ничего не сказать. Когда мы наконец добрались до больницы, дойти до приемного отделения я смог уже только с помощью сопровождающего. Каждый шаг давался с таким трудом, что, казалось, я шел не по ровной поверхности, а поднимался в крутую гору.
После рентгена, давшего возможность хирургам планировать операцию, меня осматривали и другие специалисты – требовалось их заключение о готовности пациента к операции.
Несомненно, они прекрасно понимали, что шансов остаться в живых у меня было мало. Но вместо того чтобы морально поддержать больного, глядя обреченному человеку в глаза, они заводили разговор о материальном вознаграждении. И были очень разочарованы, узнав, что в больницу я приехал один и без денег.
Надо отдать должное, это не касалось хирургов, озабоченных сложностью предстоящей операции. Они сразу оценили тяжесть положения и не давали никаких гарантий на благоприятный исход. Так, во всяком случае, было заявлено младшему сыну, когда он приехал в больницу.
Вполне естественно, после длительного «катания» по Москве и здоровый человек почувствовал бы себя утомленным. Что уж говорить о больном? Но когда я попросил отложить операцию на завтра, мне довольно откровенно объяснили, что счет идет на минуты, а не на часы. И готовить меня к операции начинают немедленно, да к тому же в реанимации.
Такое решение диктовалось ухудшающимся на глазах состоянием пациента. Увеличивающиеся флегмоны (острое гнойное воспаление подкожной клетчатки) пережимали слюнные железы и одновременно затрудняли дыхание. Поэтому еще до операции я мог либо захлебнуться слюной, либо задохнуться и тогда спасти меня могли бы только в реанимации. По озабоченным лицам медсестер и анестезиолога я начал догадываться, что дела мои плохи. Но насколько плохи, еще не понимал.
Операция
Отдаю должное мужеству сына, когда ему сообщили, что он, возможно, последний из семьи, кто сможет увидеть отца живым. В нарушение правил его пустили в реанимацию, чтобы попрощаться со мной. Но он нашел в себе силы подбодрить меня, ни единым словом не выдав известный ему приговор. И могу ли осуждать его за то, что он не внял моим предостережениям и все-таки «отблагодарил» врачей за проведенную операцию? Как выяснилось позже, это сыграло роковую роль в дальнейшем развитии событий.
Шансы для выживания были действительно невелики. Множество людей, совершенно не причастных ни к проведению операции, ни к дальнейшему выведению меня из кризисного состояния, позднее просветили, что лишь один из пяти, а если точнее, только 17 % остаются в живых после подобных хирургических вмешательств. К счастью, все это стало известно намного позже, а в операционную меня повезли в приподнятом настроении после доброго напутствия сына.
Чтобы было понятно, почему же удалось выкарабкаться из почти безвыходной ситуации, позволю себе небольшое отступление. Весной того же года благодаря счастливой случайности попал я в «руки» замечательного кардиолога. Такое сочетание душевности и профессионализма, как у нового доктора, встречается крайне редко. Ее усилиями дряхлеющий гипертоник со стажем превратился в почти здорового человека, для которого колка дров на даче превратилась из необходимости в приятную молодецкую забаву. Многие физические нагрузки вновь оказались по силам, качество жизни изменилось коренным образом. И при этом – никаких «чудодейственных» средств.
Правильный режим дня, прием традиционных лекарств в точно назначенное время, соразмерные с возрастом упражнения буквально за полгода преобразили меня. Если раньше, поднимаясь без лифта на шестой этаж, приходилось прилагать кроме физических, еще и волевые усилия, то теперь я взлетал по ступенькам чуть ли не вприпрыжку. Вот какие резервы способен извлечь опытный врач из человеческого организма.
Возможно, кто-то воспринимает мой рассказ с недоверием. Но вот данные Американского народного медицинского общества. Собирая сведения о долгожителях (людях, достигших ста лет), его сотрудники обнаружили, что «большинство из долгожителей в то или иное время страдали серьезными онкологическими или сердечно-сосудистыми заболеваниями. Каждый из них был твердо убежден, что без своевременного вмешательства умелого и хорошо знающего свое дело врача ему вряд ли удалось бы дожить до ста лет». Как говорится, комментарии излишни.
Я уверен – не будь подобного восстановления сил, мой организм не смог бы справиться с многочисленными осложнениями.
Операция продолжалась четыре часа. На первых минутах действия наркоза перед глазами промелькнула вся жизнь. Часто, удрученный мелкими неприятностями, я ворчал подобно многим и сетовал на судьбу. Но теперь, «просматривая» в ускоренном режиме пролетевшие годы, я отчетливо осознал, что в крупных делах мне неизменно сопутствовала удача.
Как вопреки негативному влиянию отчима удалось окончить школу, и, опровергая мрачные прогнозы директора о моем незавидном будущем, получить образование в одном из престижных ленинградских вузов, куда не смогли поступить многие благополучные выпускники.
Как повезло с любящей и преданной женой, с которой мы вырастили здоровых и умных детей.
Как, несмотря на разногласия с научным руководителем, удалось в 31 год защитить диссертацию, причем, по отзыву московского оппонента, с блеском.
Как получил приглашение на работу в Москву, где в течение почти 30 лет довелось сотрудничать со многими выдающимися учеными и руководителями конструкторских и промышленных организаций.
Как создавал научно-популярный журнал, получивший широкое распространение во многих странах мира.