— Я кто угодно для тех, кто меня любит, — отвечает он.

Вимпи, бело-рыжий кот, сидит на стуле у кровати. Если я закрываю дверь в свою комнату, он начинает пищать и царапать дверь. Он не голоден. Просто хочет быть рядом со мной или рядом с кем-то, кто его любит. Билли любил это делать в доме на Вагнер-стрит в Алжире. Он пищал под дверью, пока я не открывал ее. И дом был похож на этот, простой, длинный и узкий.

Я ловлю ясные отражения Кики в Руски. Я чувствовал Кики, когда брал Руски на руки, а он сопротивлялся… "Dejeme, Уильям! Tu estas loco". [31] И тот момент, когда я отшлепал его… обиженная мордочка, опущенные глаза… он исчез. Конечно, я знал, где он, и принес его обратно в дом… "Этот тощий бродячий кот был мною, мииистер".

Кики бросил меня и уехал в Мадрид. У него был повод. Бесконечные наркотики целый день. Его зарезал в номере гостиницы ревнивый любовник, заставший его с девкой.

Кики в Танжере, Анжело в Мехико… и еще кто-то, кого я не могу назвать, потому что он так близок мне. Иногда он здесь, в моем лице и теле, реальней не бывает, и он повторяет "ЭТО Я, БИЛЛ… ЭТО Я", снова и снова. Также бывает с Руски, когда он пищит и тянется лапами к моему лицу. Он не такой назойливый, как прежде. Иногда он отбегает от моей руки… "Ты позоришь меня, Уильям. Я не nino [32] ". Это бывает жутковато.

Моя первая русская голубая кошка появилась с танжерской улицы, я нашел ее в саду виллы Мунирия, где остановился в 1957-м. Это был красавец-котик со сверкающей серо-голубой шерсткой, словно очень дорогой мех, и с зелеными глазами. Хотя он был уже взрослый, он очень быстро ко мне привязался и часто проводил ночи в моей комнате, выходившей в сад. Он ловил кусочки мяса передними лапами, как обезьянка. Вылитый Руски.

Вимпи порой напоминает моего сына Билли и моего бедного отца. Десять утра в доме на Прайс-роуд. Я спускаюсь в кладовку за молоком и пирожками в надежде, что не встречу отца. Переживания делают меня угрюмым и раздражительным. «Гей» не было привычным словом в те времена.

Он там.

— Привет, Билл.

Страстный призыв и боль в его глазах.

— Привет.

Лишь холодная ненависть. Если бы только… Слишком поздно. Прочь из Каменных Садов.

Еще одно воспоминание: месяца за два до моего отъезда из Каменного Дома. Сидя на стуле у камина с белым котом на коленях, я внезапно почувствовал прилив ненависти и гнева. Я вовсе не уверен, что надо снова снимать дом. Нет денег! Маленькая квартира была бы лучше. Баки с мусором… невыносимо! Я чувствую отсюда их вонь. Сбежал ли белый кот в тот момент, когда вспыхнул этот гнев? Люди и животные могут уйти духовно до того, как ушли физически. Если бы только белый кот был сейчас рядом, прыгнул на стол и царапнул пишущую машинку.

Запись от начала апреля 1985. Флетч ходит с побитым видом, поджав хвост. Грустно скитается по комнате, отбегает от меня, уходит в подвал. Жалобные крики. Крик полусформировавшегося мутанта… увядающая надежда… крик этой умирающей надежды. Теперь Руски плачет в подвале. Как только я подхожу к нему, он плача, убегает. Мутант, который так и не воплотился, единственный из своего рода, маленький потерянный голос совсем ослаб.

Спускаюсь в подвал в поисках Руски. Ничего и никого, только зловоние смерти, влажный застоявшийся воздух, шкаф с оружием, пыльные мишени.

Ядерная зима… воющий ветер и снег. Старик в лачуге, возведенной из руин его дома, ежится под рваными одеялами, дырявыми пледами и грязными мешками с его кошками.

2 апреля 1985. Руски сидит на столе под северным окном. Я глажу его. Он пищит, прижимается ко мне и засыпает. Я чувствую его печальный, потерянный голос в своем горле, шевелящийся, больной. Когда ощущаешь такую скорбь, слезы струятся по твоему лицу, это всегда предзнаменование, предупреждение — впереди опасность.

1 мая 1985. Чувство глубокой печали — это всегда предупреждение, к которому надо прислушаться. Оно может предварять события, которые произойдут через недели, месяцы, даже годы. На этот раз прошел точно один месяц.

Вчера я дошел до дома на Девятнадцатой улице, депрессия и боль тормозили каждый шаг. Утром Руски не было дома.

Утро среды, 1 мая. Я получил от Руски отчаянный призыв о помощи, грустный, испуганный голос, который я впервые услышал месяц назад.

СОС СОС СОС.

И я знаю, где он. Я звоню в Общество Гуманности.

— Нет. У нас нет кошки, которую вы описали.

— Вы уверены?

— Подождите, я еще раз проверю… — (Крики испуганных животных).

— Ну да, у нас есть кошка, которую вы описываете.

— Сейчас приеду.

— Ну, сначала вам нужно заехать к городскому чиновнику с сертификатом о прививке против бешенства и заплатить десять долларов за то, что вы забираете кошку.

Все завершено за час с помощью Дэвида Оули. Мы приезжаем в приют. Это — лагерь смерти, полный горьких, отчаянных криков пропавших кошек, ждущих, когда их усыпят.