Фатума план утрачен.

Люди богов сильней...

Только ты предназначен,

Небом завещан мне.

Огненною десницей

(Чую ведь - на беду!)

Ты на роду написан,

Высечен на роду,

Ласковоокой смертью,

Болью к родной стране -

Милый, ты предначертан,

Ты предзагадан мне...

Гордые оба - знаю.

Вместе - как на войне.

Только - усмешка злая -

Выбора просто нет:

С новыми - не забыться,

Новых - не полюбить.

Мне без тебя не сбыться.

Мне без тебя не быть.

Сколько ни будь с другими

Да ни дразни судьбу -

Вот оно - твое имя,

Словно клеймо на лбу.

15 июня 2003 года.

@@@

Стиснув до белизны кулаки,

Я не чувствую боли.

Я играю лишь главные роли -

Пусть они не всегда велики,

Но зато в них всегда больше соли,

Больше желчи в них или тоски,

Прямоты или истинной воли -

Они страшно подчас нелегки,

Но за них и награды поболе.

Ты же хочешь заставить меня

Стать одним из твоих эпизодов.

Кадром фильма. Мгновением дня.

Камнем гулких готических сводов

Твоих замков. Ключами звеня,

Запереть меня в дальней из комнат

Своей памяти и, не браня,

Не виня, позабыть и не вспомнить.

Только я не из тех, что сидят по углам

В ожидании тщетном великого часа,

Когда ты соизволишь вернуться к ним - там,

Где оставил. Темна и безлика их масса, -

Ни одной не приблизиться к главным ролям.

Я не этой породы. В моих волосах

Беспокойный и свежий, безумствует ветер,

Ты узнаешь мой голос в других голосах -

Он свободен и дерзок, он звучен и светел,

У меня в жилах пламя течет, а не кровь,

Закипая в зрачках обжигающим соком.

Я остра, так и знай - быть не надо пророком,

Чтоб понять, что стреляю я в глаз, а не в бровь.

Ты мне нравишься, Мастер: с тобой хоть на край,

Хоть за край: мы единым сияньем облиты.

Эта пьеса - судьба твоя; что ж, выбирай -

Если хочешь, я буду твоей Маргаритой...

Ночь с 5 на 6 июля 2003 года.

@@@

Препарирую сердце, вскрывая тугие мембраны.

Вынимаю комки ощущений и иглы эмоций.

Прежних швов не найти - но я вижу и свежие раны,

Ножевые и рваные - Господи, как оно бьется?..

Беспристрастно исследую сгустки сомнений и страхов,

Язвы злобы глухой на себя, поразившие ткани.

Яд неверия губит ученых, царей и монахов -

Мое племя в отважных сердцах его копит веками.

В моих клетках разлита бессилия злая отрава,

Хоть на дне их лучатся осколочки Божьего дара.

Слишком горьки разочарованья. Но мыслю я здраво:

Я больна. Мое сердце страшнее ночного кошмара.

Что мне может помочь? Только самые сильные средства.

Кардиохирургия не терпит неточных расчетов.

Я достану беспечность - лазурно-босую, из детства,

Небо южных ночей - рай художников и звездочетов,

Строки - сочно, янтарно-густые, как капельки меда,

Иль извилисто-страстные, словно арабские песни,

И далекое море, что грозно и белобородо,

И восточные очи, и сказки, да чтоб почудесней...

Запах теплого хлеба (со специями, если можно),

Воздух улиц парижских и кукольных домиков дверцы...

Я врачую себя, вынув чувственный сор осторожно.

Я с волненьем творю себе подлинно новое сердце.

Оно будет свободно от старого злого недуга.

Оно будет бесстрашно... Но я ведь о чем-то забыла...

Ах, ну да, чтобы биться ему горячо и упруго,

Нужно, чтобы оно - пощади нас, Господь!
– полюбило...

Эй, мальчишка с глазами синее небесной лазури!

Ты, конечно, безбожник, и нужно задать тебе перцу,

Но в тебе кипит жизнь и поет настоящая буря...

Я, пожалуй, тебе подарю свое новорожденное сердце.