— Простите, можно у вас спросить?

— Спрашивайте!

— Не могу я узнать, где вы достали эти акты?

— Вчера вечером их принес в милицию ваш директор Адыл Аббасов.

— Гад!

— Разговор окончен. Закрывайте буфет.

Салимджан-ака поднялся, начал собирать бумаги со стола и укладывать в портфель.

— Подождите! — поспешно вскричал буфетчик. — Я хочу сказать кое-что.

— Это ни к чему. Вы вчера сказали все, что хотели, — полковник равнодушно направился к двери.

— Нет, нет, я вчера обманул вас и всех членов комиссии. Я лгал. А теперь, когда этот гад меня продал — что же, я буду хлопать ушами?! Как бы не так. Это он подучил нас, чтобы оклеветать товарища Кузыева. Этот человек самый гнусный, подлый, мерзкий тип. Взяточник и взяткодатель высшей марки. Он и Городскую торговую инспекцию оклеветал, и дружинников… Они просто избегают теперь появляться у нас…

О-о, так вот где, оказывается, зарыта собака!

А буфетчик все продолжал обличать своего директора. С его слов мы узнали, что «разнесчастный» директор имеет два особняка в разных районах города, «Волгу», оформленную на чужое имя. С поваров он ежедневно сдирал по пятьдесят рублей, а с буфетчика — шестьдесят. Если повара не успевали к вечеру подготовить нужную сумму, Адылов заставлял их испечь пирожки и продавать на вокзале.

Управляющий районным трестом столовых, назначая директоров, непременно советовался с Аббасовым, до того боялся его. Этот же «несчастненький», якобы, сбил с пути и самого буфетчика, научив разбавлять спиртные напитки, разным другим махинациям.

— Дети есть? — вдруг перебил Салимджан-ака.

— Шестеро, товарищ начальник, мал-мала меньше.

— Жена работает?

— Не работает. Болеет. У нее астма.

— Сможешь изложить на бумаге все, что говорил сейчас?

— Смогу, а как же? Этот подлец меня продал, а я буду смотреть? Все напишу о нем, как есть. А вот за эти акты он тоже содрал с меня куш — обещал замять дело. Пришлось отдать те деньги, которые собирал, чтобы отправить жену на курорт. Все до копейки загреб, негодяй. Я… я…

— Не хнычь! — прикрикнул на него Салимджан-ака. Он был зол по-прежнему. — Садись, пиши объяснительную.

Поначалу дело у буфетчика не клеилось: дрожали руки, строчки соскакивали вниз или ползли вверх, он то и дело зачеркивал написанное. Выпив стакан воды, несколько успокоился, стал писать ровнее. Закончив писать, встал и обратился к полковнику:

— Товарищ начальник, если вы разрешите, я бы съездил, попрощался с семьей.

— Это ни к чему, — буркнул Салимджан-ака. — Можешь идти. Мы пока оставляем тебя на свободе.

— Это правда, товарищ начальник?

— Да, но с условием, что будешь работать честно, без махинаций.

— Клянусь!..

— О нашем разговоре Аббасову ни гу-гу.

— Буду нем, как могила.

Квадратный буфетчик с удивительным проворством выбежал из комнаты, он походил на птицу, освобожденную от пут. Проводив взглядом Зарипова, я спросил полковника, правда ли это, что акты принес сам Аббасов.

— Не думай, что Аббасов такой же растяпа, как ты сам. Акты я извлек из архивов Городской торговой инспекции и горотдела. А что касается буфетчика — эта порода людей такова: чуть что — не сходя с места начинают продавать друг друга. Ты в этом сейчас убедился.

Директор все еще не появлялся. Вошел один из помощников повара, доложил, что Аббасова сегодня не будет, дескать, заболел гриппом; второй повар, Карим Турсунов, работал, оказывается, в ночную смену, а сейчас отдыхает. Мы вернулись в отделение.

У меня полегчало на душе. Что ж, правда, по-видимому, восторжествует, как-нибудь выберусь из этой заварухи. И все благодаря этому удивительному человеку, Салимджану-ака. Век не забуду его доброты, все свои силы отдам работе в милиции. Только начал выражать вслух эти мысли, как полковник перебил меня:

— Рано еще благодарить… — пробормотал он задумчиво.

— Почему же рано? Ведь теперь все ясно как день…

— Адыл-баттал — старый лис, его так запросто в угол не загонишь. Он одним ударом может обратить в прах все факты, собранные нами с тобой. Я уверен, что он не болен и не лежит в постельке, принимая аспирин. Наверняка торчит в городской юридической консультации: там у него, по некоторым данным, приятель завелся, помогает советами. Эх, жаль, не волшебник я: стал бы невидимым, зашел сейчас к этому человечку и записал на магнитофон всю их беседу!.. Но это из области сказок или фантастики! Ничего, Хашимджан, сил у нас достаточно, чтобы добить этих дьяволов до конца без всякой фантастики и ерундистики, верно ведь?

Я ничего не ответил. В этот миг я думал о моей дорогой Волшебной шапочке, что выручала меня в детстве. Быть может, сказать Салимджану-ака… Нет, не стоит. Не поверит. Надо не откладывая поехать, отыскать шапочку и привезти сюда. Вот тогда-то и покажем мы этим желтым дивам!

— Как твой желудок? — спросил мой начальник.

— Требует еды!

— Пошли, ударим по шашлыку!

На другой день Салимджан-ака тоже загрипповал: договорились, что за ним поухаживает Лутфи-хола, жена соседа-завмага, а я пойду в отделение, займусь делами. Вернувшись домой вечером, обнаружил почти все потомство тетушки Лутфи — одиннадцать сорванцов: Батыра, Бабыра, Сабыра, Бахадыра, Бахрама, Бахтияра, Севар, Саври и других, плотным кольцом окруживших мое начальство и устроивших такой галдеж, что я всерьез встревожился за здоровье полковника.