– Я не давала этого понять. Я просто не хотела, чтобы он думал, будто я брошусь в его объятия.

Она последний раз провела щеткой по вазе и занялась золочеными рамами двух картин, висевших рядом на стене около двери. Когда-то отец принес их из магазина, и, сколько Летти себя помнила, они всегда здесь висели, так что стена под картинами была более светлая, чем везде.

На одной из них была изображена молодая женщина с классическим, округленным лицом, пухлой фигурой и пышными распущенными белокурыми волосами, которые так любили викторианцы. Она была задрапирована в спадающую полупрозрачную желтоватую ткань и сидела спиной к скале, прикованная к ней золотыми цепями. Ее руки были скрещены на груди, а отрешенный, полный драматизма взгляд устремлен в небеса. Зеленое бушующее море плескалось у ее ног, а все небо было покрыто грозовыми тучами.

На другой картине море уже успокоилось, и эта же женщина, уже без цепей, стояла, обхватив скалу руками, хотя ее взгляд был таким же отсутствующим и так же обращен в небеса. Летти всегда интересовало, что за история изображена на этих картинах, но никто ей не мог этого объяснить.

Люси покрыла стол скатертью и занялась пианино.

– Все, что я могу сказать, – продолжала она, – это то, что, если Джек приведет его, тебе стоит быть с ним более дружелюбной. Хотя, в конце концов, это твое дело, а не мое. У нас с Джеком есть сегодня более серьезные темы для разговоров.

Она имела в виду, что хочет заставить Джека поговорить с отцом, хотя нельзя было не видеть, как Джек боится этого. Ее отец был человек спокойный, может, немного упрямый, но он не затевал споров по пустякам и уж во всяком случае давно смотрел на Джека как на весьма подходящего молодого человека.

Джек всегда приходил после воскресного обеда, часа в два. Уборка была закончена; мать, как обычно по воскресеньям в это время, лежала со стаканом пива. Это полезно для крови, говорила она; отец находился внизу в магазине, а Люси сидела у окна в своем лучшем, воскресном платье. То, в котором она была на свадьбе сестры, требовало переделки, и поэтому сейчас она была в темно-синем костюме, закрытой кремовой блузке и кремовой соломенной шляпке, приколотой к волосам. Она выглядела очень изящно, но ожидание Джека начинало ее утомлять.

Летти сидела за столом, положив локти на выходящую раз в неделю газету «Пега Пейпер» и подперев рукой подбородок.

На ней тоже было ее лучшее воскресное платье, хотя она никуда не собиралась. Просто на всякий случай.

Сегодня опять был прекрасный солнечный день.

Грязное окно было слегка приоткрыто, чтобы впустить немного свежего воздуха, но вместе с ним в комнату проникал и слабый запах птичьего помета из клеток, висевших около двери магазина напротив. Раздавались громкие голоса продавцов, грузивших клетки на повозку, отчего рынок, и без того близко расположенный, казалось, находится прямо в их комнате.

– Как бы мне хотелось, чтобы мы жили в другом месте.

Люси готовилась к встрече Джека и старалась говорить правильно. Она сморщила нос:

– Здесь временами ужасный запах. Мне кажется, что от меня пахнет пивным заводом.

При этих словах Летти вдруг тоже почувствовала зловоние, с которым жила здесь всю жизнь и которое уже не замечала: смесь запахов гнилой капусты, сточных вод, конского навоза и кислый запах пивного завода «Труманз Блэк Игл» в Брик Лейн, которым был наполнен воздух день и ночь; иногда он усиливался, особенно когда на заводе чистили чаны. Сегодня, по случаю воскресенья, запах был не слишком силен, но Летти вдруг ужасно смутилась.

Если Дэвид Бейрон придет вместе с Джеком, Господи, что он подумает, когда ему в нос ударит вся вонь Ист-Энда и когда он услышит более чем «изящные» словечки рыночных торговцев. Вчера рынок был закрыт, и на улице было тихо. А сегодня… Впервые в жизни Летти подумала, как бы ей хотелось жить где-нибудь в более приличном месте.

– Винни повезло, она переехала в Хакни, – пробормотала с завистью Люси, поглядывая в окно и поигрывая перчаткой.

– Когда ты выйдешь замуж за Джека, ты тоже отсюда уедешь, – сказала Летти, но Люси бросила на нее обиженный взгляд.

– Когда он наберется храбрости поговорить с отцом. Можно подумать, что отец у нас – великан-людоед.

Приехав, Джек не поднялся сразу, как обычно, наверх. Для Люси это означало только одно, и в ней вспыхнула надежда.

– Он говорит с отцом о нас!

Она больше не могла сидеть и принялась ходить по комнате, выглядывая за дверь и напрягая слух. Услышав из спальни ее шаги, мать встала и пошла в гостиную: отдых слегка окрасил ее увядшие щеки, придав им обманчиво здоровый вид.

– Джек говорит с отцом, – сказала ей Люси. Ее собственные щеки пылали от преждевременной радости. – Наверное, о нас!

– Не волнуйся так, милая, – понимающе улыбнулась мать, но это было нелегко выполнить, и Люси продолжала вышагивать по комнате.

Джек поднялся по лестнице вместе с отцом. Артур Банкрофт откупорил две бутылки вина, и для Люси этого было достаточно. Ее лицо просияло, и она так стремительно бросилась к Джеку, что опрокинула его стакан.

– Джек! Ты сделал это! Ты сделал это! – закричала она. – О, ты сделал это!

Люси и Джек отправились в Вест-Энд покупать обручальные кольца и ленту с тремя алмазами и двумя рубинами, которую не каждый из их квартала мог себе позволить, и в которой она могла бы красоваться, когда придут гости. Она довела всех почти до сумасшествия разговорами о своей свадьбе.