Минала повернулась к сестре.

— Сельва, давай посадим Кенеба в седло.

Сельва молча кивнула.

— Только охрану оставьте мне, — сказал Калам.

— Непременно. Похоже, Кенеб в тебе не ошибся.

— А это вы у него спросите.

— Думаю, он и сам скажет, когда очнется, — сказала Минала.

«Лучше бы не говорил, — подумал Калам. — Чем меньше они будут знать обо мне, тем лучше».

Солнце еще не взошло. Калам взмахнул рукой, велев своему маленькому отряду остановиться.

— Видите густую траву? В ней прячется русло высохшей реки. До него примерно тысяча шагов. Отправляйтесь туда и ждите. Я долго не задержусь.

Он достал из седельной сумки короткий разбойничий лук (самый лучший из имевшихся у них) и выбрал две наиболее крепкие стрелы.

— Возьму с собой, — сказал ассасин Минале. — Мало ли, вдруг этот молодец там не один, и мне придется жарко.

— А как я узнаю?

Калам усмехнулся.

— Нутром почувствуешь.

Он бросил взгляд на Кенеба. Капитан лежал поперек седла, все еще без сознания.

«Скверно», — подумал Калам.

Из всех ран повреждения головы всегда были наиболее непредсказуемыми.

— Не волнуйся, он дышит, — шепнула Минала.

Калам молча кивнул и рысцой двинулся в направлении разбойничьего лагеря.

Еще издали, скрытый густой прибрежной травой, он увидел отблески костра. По-прежнему никакой бдительности. Это радовало. Вскоре Калам услышал оживленные голоса, и радость померкла. Дальше он полз на животе. Трава была прохладной и мокрой от росы.

Шайка оказалась крупнее, чем он думал.

«Явились с награбленным. Даже трупы привезли с собой, чтобы похвастаться Борду».

Невдалеке лежали тела пяти изнасилованных, а затем убитых женщин. Кроме сторожа Калам насчитал еще семь человек, сидящих у костра. Все они были хорошо вооружены и одеты в кожаные доспехи.

Сторож, оставленный Борду, болтал без умолку.

— …К чему утомлять лошадей? Пленников поведут пешком… Я уже говорил: двое женщин и двое малолетних мальчишек… Борду умен и хитер. Я знал, что он положил глаз на лошадь того мекралийца. Вы бы видели! Конь, достойный любого правителя. Скоро сами увидите.

— А Борду не подарит нам эту лошадь? — спросил кто-то из разбойников.

— Что за вопрос? Конечно, подарит. И мальчишку в придачу. Борду — щедрый командир. Ты в этом убедишься, господин.

«Господин? Значит, эти люди — солдаты мятежной армии».

Калам отполз назад. Остановился. Потом вновь взглянул на тела убитых женщин и молча выругался.

Сзади послышался знакомый звук. Калам напрягся всем телом, затем медленно повернул голову. Рядом с ним в траве скрючился Апт, низко пригнув свою плоскую голову. Из раскрытого рта капала слюна. Демон понимающе мигал.

— Поможешь мне? — спросил Калам. — Или явился поглазеть?

Демон не ответил. Он никогда не отвечал на вопросы.

Ассасин достал лучшую из двух стрел, послюнил пальцы и расправил жалкое оперение. Времени подробно обдумывать свои действия у него не было. Их восемь, и никто не должен уйти Живым. Это все, о чем он сейчас думал.

Калам встал на колени. Высокая трава по-прежнему скрывала его. Он натянул тетиву и глубоко вздохнул, некоторое время удерживая и тетиву, и воздух.

Выстрел получился на редкость удачным. Стрела ударила командира отряда в левый глаз и пробила череп. Калам слышал, как треснули черепные кости — железный наконечник сделал свое дело. Голова командира запрокинулась назад, шлем скатился и ударился о землю.

Калам сразу же приготовился выстрелить снова. Второй своей целью он выбрал наиболее проворного из солдат — рослого воина, сидевшего к нему спиной. Стрела пошла выше, чем нужно, — сказалось хлипкое оперение. Она ударила мятежника в правое плечо, отскочила и чиркнула по кромке шлема. Каламу повезло и на этот раз: солдат упал лицом в огонь и мгновенно вспыхнул.

Ассасин отшвырнул лук и двинулся на орущих, перепуганных мятежников. Сжимая нож и кинжал в правой руке, Калам выбирал себе цели. Одна была совсем близко. Он взмахнул левой рукой. Мятежник вскрикнул и рухнул на землю. Оставалось еще пятеро.

Калам едва успел достать из ножен свой любимый кинжал и другой нож, удобный в рукопашной схватке. Над головой ассасина мелькнуло кривое лезвие сабли. Калам пригнулся, метнулся вперед и ударил нападавшего ножом в челюсть. Лезвие не задело кости; он успел вытащить нож обратно, увернуться от удара копьем и наконец всадить в горло нападавшего кинжал.

Разъяренный мятежник из последних сил взмахнул своей кривой саблей. Не увернись Калам, она пробила бы ему и плащ, и кольчугу. Но ассасин умел избегать таких ударов. Он увернулся и левой рукой полоснул мятежника по щеке и носу. Нападавший зашатался. Калам ударил его ногой и отшвырнул прочь.