— Хорошие слова, — пробормотал Лулль. — Ладно, капрал, не висни тут над нами. Теперь и ты стал таким красавчиком, что у меня кишки узлом завязываются, как посмотрю на тебя.

— Кстати, на корабле полно тистеандийских глаз. Не желаете подобрать себе? Время еще есть.

— Да уж лучше со своим останусь, но благодарю за предложение.

— Не стоит благодарности. Счастливо оставаться, историк. Прости, что не уберегли Кульпа и Гебория.

— Вы и так сделали почти невозможное.

Геслер пожал плечами. С ялика ему нетерпеливо махал рукой Честняга. Капрал уже собрался уходить, но задержался.

— Господин Балт!

— Чего тебе?

— Извинитесь за меня перед Кольтеном. Ведь я же сломал ему руку.

— Сормо уже все исправил. Но твои извинения я ему передам.

— Только сейчас заметил, командир, — усмехнулся Геслер. — У вас с капитаном Луллем на двоих три глаза, три уха и почти целая голова волос.

— И что ты хочешь этим сказать? — насупился Балт.

— Ничего. Так, к слову пришлось. До встречи в Арене.

Дюкр смотрел, как ялик медленно движется по желтому ковру реки.

«До встречи в Арене? Слабая у нас надежда на эту встречу, но спасибо на добром слове».

— Я навсегда запомню, как Геслер пожертвовал носом, только бы настоять на своем, — сказал Лулль.

Балт усмехнулся, выплеснул остатки чая на глинистую землю и встал. Его суставы громко хрустнули.

— Племяннику нравятся такие люди, капитан.

— Скажите, господин Балт, Кольтен не поверил вчерашнему предложению? — спросил Дюкр.

Балт смерил его взглядом и пожал плечами.

— Тогда бы он тебе так и сказал.

— А вы-то сам что думаете?

— Я слишком устал, чтобы думать. Если у тебя достанет смелости узнать мысли Кольтена на этот счет, спроси его сам.

Балт растворился в предрассветной мгле.

— Мне не терпится прочитать вашу историческую хронику о «собачьей упряжке», старик, — сказал Лулль. — Жаль, я не видел, как Геслер грузит сундук с вашими рукописями.

Дюкр тоже встал.

— Похоже, этой ночью мы способны только на колкости.

— Может, через сутки все изменится.

— Изменится, только непонятно, в какую сторону.

— А я думал, у вас появилась женщина. Я ее видел. Из наших. Кстати, как ее зовут?

— Не знаю. Мы провели вместе всего одну ночь.

— Никак кинжал оказался слишком мал для ножен?

Дюкр улыбнулся.

— Просто мы решили, что не стоит повторять ту ночь. У каждого из нас хватает потерь.

— Тогда вы оба просто дураки.

— Подозреваю, что да.

Дюкр шел по бессонному и беспокойному лагерю. Разговоров почти не было слышно, люди лежали молча. Сначала он не понимал, куда идет, но ноги сами вынесли его к командному шатру Кольтена.

Командующий стоял возле шатра в окружении Сормо, Нила и Нетры. Правая рука Кольтена все еще была распухшей, а капли пота на побледневшем лице показывали, что ускоренное лечение далось ему нелегко.

— Где капрал Лист? — спросил Сормо, завидев историка.

— Я его не видел со вчерашнего дня. А что?

— У него были видения.

— Да. Лист мне рассказывал.

Сормо совсем по-взрослому наморщил лоб.

— Мы перестали чувствовать будущее. Земля, что лежит за лесом, полностью опустошена. Она выжжена до… безжизненности. Что тебе рассказывал капрал?

— Лист говорил, что когда-то там была страшная война. Очень давно. Никто уже и не помнит, когда это было и кто с кем воевал. Но эхо битвы запечатлелось в каждой песчинке, в каждом камне.

— И все-таки, неужели Листу не рассказали, кто воевал и с кем?

— Его видения еще не кончились. Может, он и узнает. Капрал говорил, что его сопровождает во сне какой-то призрак.

Дюкр замолчал.

— Призрак джагата, — добавил он, вспомнив рассказы капрала.

Кольтен слушал вполуха, разглядывая светлеющее небо на востоке.

— Господин Кольтен. Я хотел спросить насчет предложения Корболо Дэма, — начал Дюкр.

Ему помешал топот ног бегущего человека. Историк вгляделся в приближающуюся фигуру и узнал, кто это.

— Тумлит. Из Собрания знати, — сообщил Дюкр. Старик, близоруко щурясь, поискал глазами Кольтена и остановился.

— Господин командующий! Случилось самое страшное, — запыхавшись, произнес он.

Кольтен молчал. Дюкр только сейчас услышал гул, доносившийся из лагеря беженцев.

— Что случилось, Тумлит? — спросил он аристократа.