Рука Бенета была потной. Он уже предвкушал ночь с Булой.

«Однажды мы снова встретимся с тобой, сестра».

Геборий не спал. Укутавшись в одеяло, он скрючился возле очага. Он следил глазами за вошедшей Фелисиной. Она заперла дверь лачуги и набросила на плечи грубое покрывало из овечьей шкуры.

— Похоже, тебе все больше нравится такая жизнь. Или я ошибаюсь, Фелисина? — спросил историк.

— А ты еще не устал судить чужую жизнь, Геборий?

Она сняла с крюка винный бурдюк и стала рыться в мисках, сделанных из половинок тыквы. Все они были грязными.

— Бодэн все еще гуляет. Ему ты тоже будешь читать назидания, когда вернется? Бесполезное это занятие, Геборий. Бодэна нельзя попросить даже о такой мелочи, как вымыть миски.

Отыскав миску почище, Фелисина плеснула туда вина.

— Это иссушает тебя, — сказал Геборий, пропуская ее колкости мимо ушей. — Ночь за ночью. Тебя надолго не хватит.

— У меня уже был отец. Второго мне не надо, — огрызнулась Фелисина.

Геборий вздохнул.

— Клобук накрой твою сестру! — пробормотал он. — Погубить тебя — это слишком просто. Ей захотелось издевательств поизощреннее — чтобы изнеженная четырнадцатилетняя девчонка превратилась в общедоступную шлюху. Если Фенир услышит мои молитвы, Тавору ждет страшная участь.

Фелисина молча пила вино, затем сказала:

— Ты ошибся, старик. В прошлом месяце мне исполнилось пятнадцать.

Геборий и в самом деле показался ей невероятно старым. Он выдержал ее дерзкий взгляд, затем снова отвернулся к очагу.

Фелисина налила себе еще, после чего тоже расположилась возле квадратного очага. Вместо дров здесь жгли сухой навоз, который почти не давал дыма. Очаг имел высокие стенки, сложенные из обожженного кирпича, и чем-то напоминал крепостную башню. Его окружало подобие рва, заполненного водой. Благодаря такому остроумному устройству в лачуге не было недостатка в горячей воде для мытья и стирки. Высокие стенки очага дольше удерживали тепло. Пол покрывали куски тканых досинских дорожек и камышовые подстилки. Сама лачуга стояла на сваях высотою в пять футов.

Фелисина села на деревянную скамеечку и принялась греть озябшие ноги.

— Я сегодня видела, как ты волок свою повозку, — сонным голосом сказала она историку. — Ганнип шел рядом и размахивал хлыстом.

Геборий усмехнулся.

— Они забавлялись целый день. Ганнип объяснял всем подряд, что ему велели отгонять от меня мух.

— Он поранил тебе кожу?

— Пустяки. Ты же знаешь: узоры Фенира прекрасно затягивают все раны.

— Раны — да. Но не боль. Я же вижу, что тебе больно.

Историк язвительно скривил губы.

— Неужели ты еще способна что-то замечать, девочка? Дурханг отбивает эту способность. Хоть ты и пренебрегаешь моими советами, но будь осторожна с зельем. Его дым утащит тебя в пропасть.

Фелисина катала по ладони черный шарик дурханга.

— Бери, старик. Дурханг снимает мою боль. Снимет и твою.

Историк покачал головой.

— Спасибо за предложение, но не сейчас. Кстати, такой вот шарик стоит месячного жалованья досинского караульного. Советую приберечь его. Ты всегда сможешь обменять дурханг на что-нибудь нужное.

Фелисина передернула плечами и убрала шарик в поясную сумку.

— Бенет достает мне все, что нужно. Стоит только попросить.

— И ты думаешь, он делает это просто из щедрости?

Фелисина отхлебнула вина.

— Тебя это не касается. Кстати, я выговорила тебе другую работу. Завтра ты начнешь работать на пашне. И никакого Ганнипа с его «мухобойкой».

Геборий прикрыл глаза.

— Но почему слова благодарности оставляют у меня во рту столь горький привкус?

— Ты просто старый лицемер, Геборий.

Лицо историка побледнело. Фелисина спохватилась.

«Может, он прав, и я не замечаю, как дурханг и вино завладели мною? Хотела сделать ему добро, а лишь насыпала соли на раны. Зачем? Я ведь совсем не жестокая».

Фелисина достала из-за пазухи мешочек с едой, которую ей удалось собрать для Гебория. Наклонившись, она положила принесенное ему на колени.

— Утопка обмелела на целый локоть, — сказала Фелисина, вспомнив о его просьбе.

Геборий молчал, сосредоточенно разглядывая культи своих рук.

Фелисина поморщилась. Кажется, она хотела сказать Геборию что-то еще… или спросить о чем-то. Забыла. Она допила вино и выпрямила спину, проведя руками по волосам. Затылок и лоб совсем одеревенели. Потом Фелисина заметила, что историк украдкой поглядывает на ее полные круглые груди. Натянувшаяся ткань балахона делала их еще рельефнее. Фелисина задержалась в этой позе («Пусть полюбуется!»), потом медленно опустила руки.

— Между прочим, тобой интересовалась Була, — сказала она старику. — Есть… кое-какие возможности. Тебе бы стало… полегче.